Предыдущие два заседания по делу «Седьмой студии» были короткими. На первом заседании обсуждалось ходатайство прокурора о продлении срока домашнего ареста всем подсудимым до 3 июля — по версии обвинения, такая мера пресечения не позволила бы «затянуть разбирательство по делу» и не дала бы подсудимым связаться с объявленной в розыск продюсером Екатериной Вороновой. Второе заседание состоялось утром следующего дня, и судья Аккуратова ходатайство удовлетворила, отметив общественную опасность преступления.

Далее события развивались стремительно: 8 апреля Мосгорсуд в апелляции неожиданно изменил меру пресечения всем фигурантам дела «Седьмой студии», отпустив их под подписки о невыезде. Министерство культуры, которое в прошлом году поддерживало ходатайство следствия о домашнем аресте, назвало освобождение режиссера хорошей новостью.

Наконец, 11 апреля Мещанский суд должен был рассмотреть в особом порядке выделенное в отдельное производство дело в отношении бухгалтера «Седьмой студии» Нины Масляевой, которая полностью признала вину и дала показания против бывших коллег. Тем не менее в ходе заседания судья Татьяна Изотова обнаружила нарушения в обвинительном заключении и решила вернуть дело в прокуратуру. Примечательно, что текст обвинительного заключения Масляевой дословно совпадает с текстом заключения по остальным фигурантам, вину не признавшим.

В зал входит судья Ирина Аккуратова и начинает заседание. Сегодня на процесс пришли два гособвинителя — Надежда Игнатова и Олег Лавров.

К трибуне подходит свидетель, высокий молодой человек с бородой. Это Александр Сиваев, работает в Московском театре оперетты. Первым делом судья просит его посмотреть в зал и сказать, узнает ли он кого-нибудь. Сиваев узнает Малобродского и Серебренникова — ни в каких отношениях они не находятся, давно не общаются, знает их как директора «Седьмой студии» (Малобродский занимал должность генерального продюсера — МЗ) и режиссера, отношения были рабочие.

Вопросы начинает задавать прокурор Олег Лавров, он расспрашивает свидетеля о его работе. В Московском театре оперетты Александр работает художником по свету, с Серебренниковым познакомился в 2011 году, когда учился в институте.

В 2011 или 2012 году он работал художником по свету в спектакле «Охота на Снарка».

— Кто конкретно вас пригласил?

— Наверное, мне звонила Екатерина Воронова и приглашала на встречу.

— Кто вас рекомендовал? Откуда она про вас узнала?

— Театральное сообщество.

— Вы какое-то собеседование проходили?

— Думаю, да, мы встречались с Кириллом Семеновичем на репетиции.

— После этого с вами договор какой-то заключался?

— Да, был договор.

— Какие условия оплаты?

— Стандартный договор, он не сохранился и мы не можем его прочитать точно, но договор выглядит всегда одинаково: я, как художник, должен присутствовать на репетициях, создать световое оформление…

Оплата, говорит Сиваев, была около 50-60 тысяч рублей, работал он в «Цехе белого» на Винзаводе.

Прокурор просит свидетеля Сиваева вспомнить, сколько людей участвовали в спектакле, кто над ним работал и другие подробности.

«Был старший осветитель и, наверное, во время монтажа используется больше людей, которые развешивают приборы по техническому заданию», — говорит он.

— Вы кому подчинялись, если такое подчинение было?

— В творческом плане — Кириллу Семеновичу, в юридическом, наверное, Алексею Аркадьевичу [Малобродскому].

Художник рассказывает: Серебренников предлагал какие-то идеи, свидетель доносил их до Вороновой, потом на творческих совещаниях это все обсуждалось.

Смет со стоимостью он не помнит, свидетель занимался техзаданиями — без стоимости материалов. С Малобродским они встречались всего один или два раза по поводу условий оплаты и договора, с Вороновой — каждый день. «Никаких отношений, только если на каких-то театральных сборах без предварительной договоренности».

Свидетель Сиваев не помнит, как именно он получал деньги в «Седьмой студии». Он вспоминает, что в 2014 году у него был договор на продюсирование еще одного проекта, название которого он произносит тихо.

Воронова, рассказывает свидетель, позвонила и попросила через его ИП провести 500 тысяч рублей.

— Я не очень на тот момент смотрел его содержание, но я знаю, что там — договор на продюсирование проекта, по которому я как ИП должен был собрать команду артистов, обеспечить техническое обеспечение этого музыкального события, но, так как у меня не было возможности это продумать, профессиональных навыков, то я передавал средства для реализации этого проекта Екатерине, — объясняет Сиваев.

После подписания договора состоялась передача денег. Договор был заключен между ним и Вороновой, указанной как генпродюсер «Седьмой студии».

— Денежные средства, которые вы передали Вороновой, по поводу суммы были какие-то взаимоотношения? Все верно?

— У меня было сообщение, в котором Катя писала, что не хватает 10500 рублей, я их передал позже.

— А изначально сколько вы передали?

— (свидетель читает) Соответственно, 445 тысяч.

Из разговора дальше становится ясно, что речь идет о вычете налогов.

Прокурор просит исследовать договор между «Седьмой студией» и ИП Сиваевым и обозреть его, никто не возражает, и суд разрешает. Судья кратко скороговоркой пересказывает документ и приложения, в том числе бумагу, согласно которой стороны не имеют друг к другу претензий.

— По этому договору вы фактически какие-то действия производили?

— Нет, — говорит свидетель.

Вопросов у прокурора больше нет, и свидетеля спрашивает Малобродский: он интересуется, в каком состоянии было оборудование «Цеха белого».

— С точки зрения театра, мне кажется, цех был оборудован скромно, для «Охоты на Снарка» мы даже брали дополнительное световое оборудование,— рассуждает он и называет несколько приборов.

У Серебренникова тоже нет вопросов. «Только привет, Саша», — отмечает он. Судья уточняет, узнает ли свидетель свою подпись — да — и его отпускают.

Следующий свидетель — Олег Назаров, крепкий мужчина в темной одежде. Ему 38, он работает в Большом Театре начальником цеха сценических эффектов.

Как и предыдущий свидетель, Назаров знает Серебренникова и Малобродского — находились в рабочих отношениях, сейчас не общаются.

Вопросы задает коллега Лаврова Игнатова. Свидетель отвечает, что в «Седьмой студии» работал техническим директором — «решал все вопросы, связанные с технической составляющей». Он работал по договору, познакомился на съемках фильма «Измены», собеседование проходил с Малобродским.

Сумму, которая была прописана в договоре, он уже не помнит, но за три года зарплата не изменилась. Зарплату он получал наличными, чаще всего — у Ларисы Войкиной, за получение денег расписывался в ведомости, какая там указывалась сумма — тоже не помнит.

Назарову подчинялись технические цеха — осветители, звукорежиссеры, монтеры, уборщицы. Свидетель составлял сметы на техническую часть, он получал под расписку деньги для закупок и потом предоставлял в бухгалтерию чеки.

Дальше свидетель объясняет процедуру: художники и режиссеры ставили ему задачу, он шел к директору, иногда в процессе обсуждения сумма сокращалась, потом Назаров получал деньги и возвращал чеки — если денег не хватало, ему приходилось доплачивать из своих средств, но это были небольшие суммы.

Лавров интересуется, знал ли свидетель заранее, какие запланированы мероприятия — да, был план, «это целый большой процесс».

— Подобного рода план кем формировался и утверждался?

— Как я понимаю, худруком и директором, для меня это спускалось как бы свыше.

— Случалось, чтобы мероприятия не состоялись или были изменены?

— Может, единичные случаи, но я такого не помню.

Несколько раз Назаров не участвовал в проектах — когда уезжал в отпуск или на гастроли. По просьбе прокурора он вспоминает, сколько человек было в штате — были монтеры, костюмеры, художники, звукорежиссеры. Было также много специалистов, которые привлекались к работе периодически.

Постоянно были трудоустроены также продюсеры, пресс-секретарь, администраторы залов, уборщицы, реквизиторы, помощники режиссера, охранники.

В числе бухгалтеров он называет Ларису Войкину и Нину Масляеву, которая бывала на работе очень редко. Также среди постоянных сотрудников были артисты «Седьмой студии» — около 15 человек.

Непостоянными сотрудниками были художники по свету, композиторы — все зависело от проекта. «Если это был танцевальный мастер-класс, то там был только хореограф», — говорит свидетель.

Некоторые его подчиненные получали ежемесячную постоянную зарплату, а, например, для монтировщиков, у которых бывали переработки и ночные смены, составлялись отдельные сметы.

Все покупки, говорит Назаров, старались проводить по безналичному расчету, но, когда, например, нужно было быстро купить мебель — приходилось платить наличными. Прокурор просит рассказать, как проходила покупка дорогого оборудования: свидетель находил несколько предложений, узнавал стоимость, говорил об этом Малобродскому, тот одобрял и дальше работала бухгалтериия.

Иногда становилось известно, что денег нет.

«Например, перегорали все лампочки, нам говорили, что денег нет, и нужно как-то продержаться два месяца», — говорит Назаров.

Теперь вопросы задает Апфельбаум. Она просит свидетеля Назарова подробно рассказать, что он делал, когда были гастрольные проекты — бывало ли, чтобы ему ничего не приходилось делать.

— Такого не было. Чаще всего, если приезжал коллектив, они заранее говорили технические требования — это называется технический райдер, — объясняет свидетель.

Дальше технические сотрудники помогали гастролерам. «Я могу вам пачки чертежей показать», — подчеркивает он.

Апфельбаум просит поподробнее рассказать об арендуемом оборудовании. Назаров отвечает: арендовали, например, музыкальные инструменты — контрабас или арфу — проекционное оборудование, динамический свет…

— Я сейчас не помню цифры 12 года, но явно было дешевле брать в аренду, — объясняет Назаров. Апфельбаум просит все-таки назвать порядок сумм; тот отвечает — 100–150 тысяч рублей.

Алексей Малобродский просит рассказать про площадку «Цеха белого» — как она была организована, и сколько это стоило.

Свидетель рассказывает: это прямоугольный ангар с покатой крышей без служебных помещений. Назаров вспоминает о перемонтировании площадки для технического персонала, подвижных стенках.

Раз в год все это из зала нужно было вывозить — «Винзавод» проводил в нем фотовыставку. «Естественно, в процессе перевозки что-то ломалось, мы это чинили», — вспоминает Назаров. На всю эту операцию уходило около трех недель.

Адвокат Софьи Апфельбаум Ирина Поверинова просит рассказать, на каком транспорте вывозилось все из «Цеха белого». Свидетель отвечает: нужно было заказывать грузовики и вынести оборудование руками из зала. Иногда он заказывал доставку или пользовался услугами компании «Грузовичкоф», также сотрудники Назарова вешали рекламные баннеры.

Свидетель со знанием дела рассказывает о том, какое оборудование закупалось, что привозилось, монтировалось и так далее.

Следующий вопрос — о количестве мест на спектаклях. На спектаклях Серебренникова, говорит свидетель, был аншлаг, но и другие мероприятия пользовались успехом: «У нас чаще была проблема, что дополнительно пришли люди».

Адвокат просит Назарова в оценить, не слишком ли дорого обходилась работа «Седьмой студии» — он говорит, что бюджеты были ограниченными, а проекты — экспериментальными: «Задач было больше, чем возможностей».

Всего, по его оценке, было выпущено 150–200 мероприятий — они указаны в расписаниях, которые «Седьмая студия» заранее присылала «Винзаводу». Эти документы хранились на компьютерах сотрудников, а потом — в облачных хранилищах. Выясняется, что эти расписания свидетель распечатал и принес с собой — защита ходатайствует об их приобщении.

Свидетель Назаров говорит, что речь идет также о паспортах проектов, сметах и так далее, но перед этим адвокат Малобродского Ксения Карпинская просит уточнить — получал ли он миллионы рублей для передачи компании «Маркет-групп»? Свидетель говорит, что ничего такого не было.

Адвокат Карпинская спрашивает, что за документы принес свидетель. Он объясняет — это его рабочая документация, которую он отправлял директору, и в подписанном виде они к нему не возвращались. Сохранились у свидетеля и видеозаписи спектаклей.

Теперь Карпинская просит рассказать про рояль — он с самого начала был в «Седьмой студии», и его было очень важно не повредить при монтаже. По просьбе Карпинской свидетель Назаров объясняет, почему рояль купили, а не брали в аренду — его слишком сложно было бы заносить каждый раз на второй этаж.

Адвокат Серебренникова Дмитрий Харитонов просит Назарова поименно назвать тех сотрудников, которых он помнит — свидетель называет десять фамилий и говорит, что проще это сделать по ведомости. Харитонов спрашивает, какие сведения об их работе свидетель предоставлял в бухгалтерию, и тот рассказывает: в процессе работы, например, становилось понятно, что нужны сотрудники на ночные смены, Назаров подавал в бухгалтерию ведомость.

Харитонов просит предъявить свидетелю эти документы.

Назарову показывают перечень работников. Свидетель смотрит и подтверждает, что он указан в перечне, подпись, похоже, его. Сумма, которая стоит в ведомости, не соответствует действительности — он получал больше, около 70–80 тысяч.

«В любом случае, не за 13 тысяч я это все делал», — подчеркивает он. Какие суммы были в документах, когда он расписывался за зарплату, свидетель не помнит.

Адвокат Харитонов просит уточнить, кто составлял сметы на те или иные работы, на примере «Сна в летнюю ночь».

— Начинается все с того, что встречаются режиссер, художник, и вместе придумывают какую-то концепцию, — отвечает Назаров. — Когда они все договорятся, эта информация доносится до нас.

Следом технический персонал ищет решения для реализации идей: что-то уже готово, а какие-то декорации еще нужно сделать. «У нас был домик, придуманный художником, сконструированный в мастерских», — говорит свидетель.

Конструкцию привезли в «Седьмую студию», они ее приняли, вокруг нее выставили лавки, был также большой поворотный круг без электропривода, состоящий из сотни деталей, были школьные парты, мусорный бак, стенки со щитами, об которые разбивались торты, много реквизита вроде проигрывателей, в каждый из которых вставляли Mp3-плеер: когда кто-то ставил иголку на пластинку, играла музыка из плеера, были костюмы…

— Общего документа со всеми расходами я не видел, — объясняет свидетель.

Свидетель Назаров продолжает рассказывать о том, что спектакль создавался долго. Сперва репетировали актеры без участия техперсонала, в процессе что-то менялось.

Затем он подробно говорит о технических нюансах работы — например, о том, что для хореографических мероприятий нужен танцевальный линолеум, душ, для музыкальных важна акустика, а часто проекты находились на стыке разных направлений.

Дальше по просьбе адвоката свидетель вспоминает о гастролях — «Метаморфозы» и «Сон в летнюю ночь» вывозили в Париж, какие-то проекты представляли в Риге, Петербурге, Ярославле. С технической точки зрения, к примеру, в рижском театре пришлось весь интерьер закрыть листами, другая сложность связана с таможней — «сколько ты вывозишь, ты должен обратно столько же ввезти».

Объявляется 10-минутный перерыв.

Процесс возобновляется. Адвокат Серебренникова Дмитрий Харитонов просит свидетеля упоминать поменьше технических моментов и рассказать о гастролях со спектаклем «Метаморфозы» — что закупалось и за какие деньги.

Свидетель Назаров вспоминает, что один из используемых автомобилей сломался и стал опасен, сотрудники обнаружили другой и купили. Затем в автосервисе отделили кузов от остальной части машины, и, таким образом, сделали один автомобиль. Потом эту операцию пришлось повторить с другой машиной.

Машина стоило около 150 тысяч рублей, транспортировка — еще около тридцати, плюс оплачивалась работа сварщика — 15 тысяч рублей наличными, об этом есть приходно-кассовый ордер с подписью Назарова.

Теперь адвокат Малобродского Ксения Карпинская просит рассказать, почему Воронова сменила ее подзащитного на посту генпродюсера «Седьмой студии» — Малобродский ушел в «Гоголь-центр», а Воронову все поддерживали, и она «вообще была молодец».

По просьбе адвоката свидетель объясняет, чем исполнительный продюсер отличается от генерального — первый работает по проектам, второй — постоянно, он ведет других продюсеров.

Следом Карпинская спрашивает, занимался ли свидетель техническим сопровождением помещений. Назаров рассказывает о распределении мощностей, о том, как помещения приспосабливались под задачи, делали заглушки на окна, мелкий ремонт. «Мы очень хотели сделать душ, но мы так и не могли это согласовать», — сетует он.

Затем Назаров подробно рассказывает о плане рассадки посетителей на разные мероприятия, приглашенных визитеров, журналистов…

Давая показания, свидетель держит в руках увесистую папку документов — Карпинской он объясняет, что это паспорта спектаклей, сборники необходимой документации и информации, где прописаны все детали спектакля — кто где стоит, какой используется реквизит, партитуры по звуку и так далее.

Карпинская просит его приобщить документы к делу. «Да, конечно, чем больше людей будет читать паспорта спектаклей, тем всем нам проще будет жить», — говорит Назаров.

Судья Ирина Аккуратова зачитывает свидетелю Назарову названия нескольких компаний. Людей, которые бы их представляли, он не помнит. «Нескучный сад? Что-то знакомое, четких ассоциаций нет», — уверяет он, уточняя, что какие-то названия могли ему попадаться в документах.

Затем Назаров вспоминает, что какие-то мероприятия проводились совместно с «Гоголь-центром», но какие договоры заключались в таких случаях, свидетель не знает — он только предоставлял необходимую информацию.

Судья просит назвать какие-то проекты, которые показывались на «Платформе», но с художественной точки зрения производились не «Седьмой студией». Такие проекты, отвечает Назаров, были, когда, например, мероприятия придумывали иностранцы.

Он открывает папку и начинает перечислять: 100% Furioso, Прима Матер, Ночь неожиданностей, мастер-класс по степу с американскими специалистами, спектакль «Август».

— Это только за 2013-й год, — подчеркивает Назаров. — За четыре года еще много есть.

Серебренников просит разрешить ему дать комментарий — судья запрещает, и Назаров называет еще несколько проектов гастролеров.

Защита просит приобщить к материалам дела документы, на которые ссылался Назаров. Судья просит свидетеля уточнить, какие документы содержат достоверную информацию. Тот отвечает: технические документации он составлял сам, о финансовых документах — на примере, были ли оплачены счета — он сказать не может. Паспорта спектаклей и ведомости он также составлял сам.

— Я прошу приобщить все эти документы, потому что если что-то не оплачено — спектакль бы наверное не состоялся», — выступает адвокат Апфельбаум Ирина Поверинова. — Я прошу приобщить все документы, готова взять их в руки и другие части тела.

Она подходит к кафедре, за которой стоит свидетель. «Это детализация…» — начинает он перечислять.

— Это все? — заинтересованно спрашивает юрист. Свидетель замечает, что у него есть и другие документы, ему нужно несколько дней, чтобы распечатать их.

Прокурор просит уточнить — должны ли эти документы кем-то подтверждаться или подписываться. Назаров объясняет: это исходящая информация, уже подписанные документы направлялись в бухгалтерию.

Тогда прокурор Игнатова возражает: она говорит, что в счетах неясно, были ли они оплачены, а про остальные документы неизвестно, в каком виде они изначально составлялись, и вносились ли изменения. Тем не менее суд приобщает документы за исключением счетов на оплату. Больше вопросов к свидетелю нет, его отпускают.

Судья начинает обсуждать ходатайство адвоката Юрия Итина Юрия Лысенко о проведении экспертизы и разъясняет участникам права.

Стороны обсуждают вопросы, экспертный состав и виды экспертиз. Адвокат Харитонов говорит, что позиция защиты не изменилась, то же самое у обвинения. Судья говорит, что постановление о назначении экспертизы будет оглашаться в понедельник в 10 часов.