Вечером 6 августа 20-летний контрактник Иван Козлов, служивший в воинской части № 71436 на Курилах, позвонил родным и попросил о помощи. За все время телефонного разговора Козлов так и не решился рассказать матери, что именно с ним произошло. На следующий день с ней связался командир части. Он сообщил, что юноша повесился.

К этому времени молодой человек отслужил уже два года. Срочную службу он проходил в Чите, в 600 километрах от родного поселка Доно Калганского района Забайкалья. Спустя полгода его перевели в мотострелковую часть на Курилах — в село Горячие Ключи на острове Итуруп. Там Иван перешел на контракт.

Пользователи сайта «Призывник-солдат» рассказывают, что в воинской части №71436 на острове Итуруп «использование мобильных телефонов разрешается только в вечернее время. Каждый день в 19:00 парни получают свои телефоны».

«Пацанов на контракт оставляют без их соглашения, кадры еле работают, командирам на лс (личный состав — МЗ) плевать, им лишь бы их никто не отчитывал», — писал в комментариях пользователь по имени Михаил. Он же отмечал, что новые казармы с отдельными санузлами в Горячем Ключе не могут достроить с 2014 года.

В октябре 2012 года в той же части погиб срочник из Забайкалья Антон Поречкин. По данным следствия, пьяный рядовой Максим Грукач ударил Поречкина лопатой по голове. Поречкин скончался на месте. Как писала «Комсомольская правда», Грукач в тот день «воспитывал» рядовых, избивая их, а потом заставил Поречкина руками копать яму. После этого он несколько раз ударил солдата. Грукача осудили на 10,5 лет колонии строгого режима.

Впервые о проблемах в части Иван Козлов рассказал родственникам в середине июня.

«Он говорил, что хочет поближе к дому перевестись, что с командиром повздорил. Мы как-то отнеслись так, сказали: "Ваня, ты нам скажи, что у тебя получилось". Он: "Да ладно, да ладно". Это все забылось, а 6-го он вечером нам звонит, говорит: "Мне помощь нужна". "Ваня, говорим, какая, какая". Он мялся, мялся, а потом сказал: "Мама, не переживай, у меня все хорошо"», — вспоминает сестра юноши Мария Козлова. Мать попросила солдата дождаться ее звонка, она собиралась связаться со знакомым отставным офицером из Москвы и просить его вмешаться в ситуацию. Однако после этого разговора телефон Ивана был уже недоступен.

Несмотря на то что о гибели Ивана семье сообщили утром 7 августа (эта же дата указана в справке о смерти), сестра контрактника считает, что Козлов мог быть мертв уже 6 августа. Она не верит, что юноша покончил с собой; после армии Иван собирался поступать в университет, рассказывает она. В официальную версию гибели контрактника не верит и его мать, которая сама обратилась к забайкальским журналистам.

17 августа тело Ивана Козлова привезли домой. Груз сопровождали два представителя воинской части — капитан Алексей Стеквашов и некий солдат из Хабаровска, которого допрашивали по делу о гибели юноши. Прояснить обстоятельства смерти контрактника они не смогли.

«Они привезли гроб и бросили. Даже нам не помогли. Мы думали, что на их машине повезем на кладбище, они же должны речь прочитать. А они уехали, нам пришлось с машиной договариваться», — рассказывает Мария.

По словам Козловой, увидев труп брата, они с матерью пришли в ужас — у Ивана были заметны повреждения на боку, ссадины на лице и костяшках рук, один глаз вытек. Перед смертью его избивали, предположили родные.

Адвокат Роман Сукачев, представляющий интересы семьи солдата и сотрудничающий с «Зоной права», отмечает: судя по характерным патологанатомическим признакам, Козлов действительно скончался примерно за 10 дней до того, как тело увидели родные, а следы на трупе указывают скорее на разложение, чем на травмы.

По сведениям сестры контрактника, Ивана нашли повешенным на березе; перед смертью он якобы пошел «отдохнуть после наряда». «Нам так сказали: даже не видно было, что он висел, просто [будто] на мысочках стоял», — говорит Козлова. От служившего в той же части солдата она узнала, что в тот вечер «его командиры воспитывали, а потом куда-то увели». При этом сослуживец уверен, что Козлов повесился сам.

Особенности военного следствия

После гибели Козлова военные следователи возбудили уголовное дело по статье 110 УК (доведение до самоубийства). Но постановление о возбуждении дела родственникам не выдали. Мать и сестру Козлова допросили только спустя три недели после его гибели. Адвокат Сукачев подал жалобу в военную прокуратуру, требуя ознакомить родственников солдата с материалами следствия.

«У военных зачастую так происходит, часто потерпевшую сторону игнорируют и приходится следствию практически всегда напоминать о нормах УПК, — говорит адвокат. — На данном этапе даже постановления о возбуждении уголовного дела нет [на руках], в котором было бы указано, что при каких обстоятельствах случилось». Юрист рассчитывает, что семье также предоставят заключение судмедэкспертов.

Сукачев предполагает, что смерть солдата действительно могла быть самоубийством. «Насколько я понял, он жаловался на тяготы службы в первую очередь. Он не жаловался на побои, вымогательство. Конечно, я допускаю, что такое возможно, потому что сомневаюсь, что он [мог покончить с собой] из-за того, что постоянно в нарядах дежурил. Я сам в армии служил, знаю, что это, не так уж и страшны эти наряды. Он жаловался на предвзятое отношение со стороны командования», — говорит адвокат.

Он отмечает, что погибший солдат служил по контракту. «Если за срочника руководство как-то отвечает — шкуру с него [сдерут], если молодой боец покончил жизнь самоубийством — то контрактники у них как рабы используются. Никто не церемонится с контрактниками. Многие жалуются, что просто издевается командование, да и все. Если за срочников спрашивают строго, то за контрактников — типа ну это же трудовые отношения, ты же договор подписал», — объясняет адвокат.

Правозащитники признают, что контракт в российской армии не защищает солдата от злоупотреблений. Член Совета по правам человека, руководитель правозащитной группы «Гражданин. Армия. Право» Сергей Кривенко называет условия труда служащих по контракту «отвратительными».

«Большая часть [жалоб] — на то, что к ним относятся как к военнослужащим по призыву. А по контракту у них служебное время, есть (но не выполняется) регламент учета служебного времени. Их заставляют перерабатывать, обманывают», — говорит Кривенко.

Недавно правозащитная группа получила коллективную жалобу 60 контрактников, которые сообщили, что их на полгода отправили на полигон под Ростовом-на-Дону, хотя по нормам срок службы на полигоне не может превышать двух месяцев подряд. «Соответственно, не платили полевых, нормы все нарушались. И это повсеместно», — констатирует Кривенко.

Юрист «Солдатских матерей Петербурга» Антон Щербак говорит, что большинство жалоб контрактников связаны с переработкой и невыплатой положенных вознаграждений.

«Иногда не выплачивают какие-то дополнительные выплаты. Не только тот оклад, но еще и выходы, например, полевые. Когда человек на полигоне находится — ему должны доплачивать 2% от оклада за каждый день, — объясняет юрист. — Переработка постоянная практически везде. У военнослужащего график должен быть, как и у обычного работника, 40 часов в неделю. Естественно они намного больше перерабатывают. Если эта переработка есть, должны предоставляться дополнительные сутки отдыха. Очень часто переработка нигде не фиксируется».

Отстаивать свои права контрактники боятся. Кривенко известны случаи, когда пожаловавшимся на командование солдатам начинали угрожать увольнением: «То есть всех держат в напряжении под страхом увольнения, а они многие набрали кредиты, у многих служебное жилье. Для них увольняться — существенным образом рушить семью».

Председатель Комитета солдатских матерей России Флера Салиховская говорит, что в основном обращения контрактников связаны с желанием досрочно уволиться со службы. Комитет обычно получает жалобы на неуставные отношения не от контрактников, а от срочников, которые испытывают на себе агрессию первых, говорит она. Салиховская считает, что контракт с солдатом в целом обеспечивает соблюдение его трудовых прав.

Кривенко придерживается иного мнения: «Командование части не может создать нормальные условия труда. Постоянно говорят: вы подписали контракт, вы должны все делать».

При этом и Салиховская, и Кривенко согласны в том, что суициды среди контрактников — редкость. Впрочем, Щербак допускает, что число самоубийств контрактников может быть больше, чем сообщается официально.

«Просто родственники по тем или иным причинам не готовы сообщать или считают это ненужным. В отличие от срочника — потому что срочник, проходя службу, с точки зрения закона находится под полным контролем государства, и государство за него отвечает, — говорит юрист. — Я думаю, что суицидов среди контрактников тоже немало. Причины могут быть совершенно разные, но насилие исключить нельзя. Мы сами защищали таких рядовых- контрактников, которые оставляли часть, к нам приходили и говорили, что их командир роты бьет. И офицеров — даже когда подполковник или полковник бил — такое тоже было».

Комментируя гибель Ивана Козлова, юрист «Солдатских матерей Петербурга» обращает внимание: юноша служил в удаленной местности. «Если это Курилы, все довольно изолировано и может происходить все, что угодно. Человек может сам повеситься, но то, что предшествовало этому, мы обычно видим на случаях срочников — издевательства многомесячные часто. Там могли и неуставные отношения быть, может быть, "счетчик". Были такие случаи, когда материально ответственное лицо либо его подставляет, либо что-то происходит, и все — ты должен столько-то отдать тогда-то», — рассуждает Щербак.

Он отмечает, что расследованию гибели солдат зачастую препятствует командование. «Если у него происходит ЧП, даже если он сам это выявляет и в прокуратуру передает, значит, он плохой командир. Этот командир сразу лишается выплат — и по цепочке вплоть до комбата. Эта порочная система, когда страдают очень много людей из-за ЧП, способствует тому, чтобы все скрывалось. Все друг друга покрывают», — заключает юрист.