Охотники, куда мы катимся?

Tempora mutantur et nos mutamur in illis (Времена меняются и мы меняемся вместе с ними) – так говорили в Древнем Риме, справедливо полагая, что нет на свете ничего застывшего, что меняется все: и времена, и люди, и нравы. И все же в бурном водовороте времен оставалась небольшая группа хранивших верность традициям, передававшимся из поколения в поколение. Это были охотники.

Неразрывная связь поколений гарантировала сохранение и преумножение традиций.

За примерами далеко ходить не надо, достаточно прочитать публикации в «РОГ» и «ОиР» о современных охотах в Германии, Польше, Словакии.

На фоне образцового порядка и высочайшего уровня организации охот в этих странах с огромной грустью и печалью воспринимаются события и явления, происходящие в России.

Российская охота объективно отражает процессы, протекающие в обществе, и изменения, происходящие в нем.

Политика экономических преобразований и ее реальное воплощение на практике лишили возможности многих и очень многих россиян заниматься охотой, так как она стала фактически недоступной.

Нет, из общества охотников тебя никто не выгоняет, наоборот, даже настойчиво приглашают заплатить взносы. Но как только взносы заплачены, интерес к тебе пропадает.

И обвинять здесь кого-либо в излишней черствости, наверное, было бы не правильно, так как общество охотников, поставленное на рельсы хозрасчета, самоокупаемости и ориентированности на получение прибыли, конечно, прежде всего заинтересовано в получении этой самой прибыли.

А прибыльными являются охоты на глухаря и тетерева весной (в зависимости от «аппетита» цена «коммерческой» охоты на глухаря может достигать многих тысяч рублей, кстати, фотоохота на глухаря также тарифицирована, ее цена существенно ниже – но она есть) и копытных в осенне-зимний период.

Да и проживание на охотбазах стало «кусаться», тем более, что многие базы решением правлений соответствующих обществ охотников были преобразованы в гостиницы.

Развалюха с удобствами за углом, еще вчера пребывавшая в статусе базы или остановочного пункта, вдруг в один момент превратилась в гостиницу с ценами, которые могут сделать честь настоящей гостинице. А кто-то еще пытается спорить, что чудес в жизни не бывает!

Бывают, еще как бывают! Судя по ценам на весенней охоте, самым ценным трофеем является вальдшнеп! Цена охоты на этот вид дичи в охотхозяйствах, принадлежащих общественным организациям, составляет от сотни рублей.

Но если вы вдруг соберетесь поохотиться на вальдшнепа в частных охотхозяйствах, то приготовьтесь расстаться с гораздо более крупными суммами – от тысячи рублей за день охоты. Хотя и само понятие «день охоты» к охоте на вальдшнепа на тяге неприменимо, так как вся охота длится полчаса, максимум 45 минут.

Более того, в частных охотхозяйствах вам предлагают оплатить еще и организацию охоты на вальдшнепа, и добытые трофеи, каждый из которых оценивается в зависимости от аппетита владельцев хозяйства в 20–25 условных единиц.

Создается впечатление, что этих вальдшнепов вывели в инкубаторе этого хозяйства, а специально подобранные сотрудники с университетским образованием всю зиму выкармливали их отборными земляными червями.

Если это те изменения, ради которых была фактически сломана отлаженная система и механизм управления охотой, то не ошиблись ли мы в выборе цели и не сбились ли с пути?

Резко возросшая сумма взносов и цены на охоту и проживание привели к тому, что все меньше охотников ездит на охоту. Этим наблюдением со мной поделился начальник охотхозяйства, в котором мы охотимся более десяти лет. Он сказал, что за последние шесть лет (именно столько лет он руководит охотхозяйством) значительно изменился состав охотников и уменьшилось их количество.

Судите сами, если раньше все места на охотбазе были заняты в течение всех десяти дней охоты, а в выходные дни охотники, приехавшие на базу без путевок на размещение, ночевали в машинах или ставили палатки, то и в прошлом году, и в этом на всех базах охотхозяйства были свободные места.

И более того, желающие могли поохотиться на глухаря и тетерева! Но желающих почему-то не находилось...

Кстати, изменения в составе охотников, находившихся на базе, были замечены не только начальником хозяйства. Заметил эти изменения и я. Не было ни явно пожилых охотников, ни молодежи. Абсолютное большинство составляли охотники в возрасте 40–50 лет, которых, судя по автомобилям, экипировке и ружьям, можно отнести к категории «финансово благополучных», вдруг открывших в себе желание заняться охотой.

Справедливости ради хочу признать, что «новые охотники» вели себя на базе с достоинством. Ничего не поделаешь – положение обязывает. Никто не шатался по базе в пьяном виде, не стрелял по пустым бутылкам.

Нет, трезвенниками они не были, но меру знали, чего, к сожалению, нельзя было сказать о егерях. На четвертый день охоты начальник остановочного пункта, где мы разместились, был вынужден в одиночку обслуживать охотников, так как егеря были абсолютно невменяемы.

Часть вины, безусловно, лежит на охотниках, которые в знак благодарности за успешную и хорошо организованную охоту приглашают егеря к столу. Может быть, со мной не согласятся, но если уж кто-то хочет поблагодарить егеря за нелегкий труд, то не следует наливать ему стакан, лучше сделать это в денежной форме или дать пачку патронов. 

А где же те, кто составляет основу охотобществ? Отсутствие «стариков» меня, честно говоря, огорчило. Огорчило, потому что только «старики» могут помочь сохранить традиции русской охоты, на которые уже идет широкомасштабное наступление.

Одни призывают разрешить использовать электронные манки, мотивируя это тем, что Бог не дал им слуха и возможности имитировать при помощи манка голоса гусей и уток, другие считают необходимым разрешить использовать на весенней охоте норных и лаек для поиска и подачи дичи.

Конечно, любой охотник мечтает о трофее, но трофей должен быть добыт в честном соперничестве со сторожкой птицей или зверем, только тогда он будет иметь ценность и запомнится охотнику, а когда охота, которую классики русской литературы определяли как «состояние души», превращается в мясозаготовку...

Я ничего не имею против «Сайги». «Ижмаш» сделал конверсионный вариант автомата Калашникова, который полностью соответствует Закону «Об оружии», действующему в России, но скажите откровенно, является ли это оружие охотничьим?

Этично ли  с этим оружием, которое по своей огневой мощи вполне подходит под определение штурмового, идти охотиться на вальдшнепа или с подружейной собакой на болотно-луговую дичь?

Пример «Ижмаша» оказался заразительным, и двоюродного брата «Сайги» представил российским охотникам Вятско-Полянский завод «Молот».

Может быть, законодатели все-таки внесут соответствующие поправки в уже упомянутый Закон, чтобы различать оружие самообороны (или оружие для практической стрельбы) и охотничье оружие.

А вот отсутствие на охоте молодых охотников и огорчало, и радовало. Огорчало потому, что без смены поколений захиреет массовая охота на Руси. Не для кого будет содержать охотничьи хозяйства, некому  будет в них охотиться. Не привлекает молодых людей охота. И это общемировая тенденция.

Стрелковый спорт и особенно новомодный спортинг привлекают, а охота нет. И тому есть множество причин и объяснений.

Вот только три из них: нынешнее поколение ориентировано прежде всего на конечный результат; инвестиции должны приносить доход; все то, чем я занимаюсь, должно выделять меня из общей массы, способствовать росту моего статуса и завязыванию деловых контактов.

Увы (а может быть, наоборот, к счастью), охота не может обеспечить гарантированного результата, инвестиции, сделанные в приобретение оружия и экипировки, вообще не оправдаются, да и деловые контакты вряд ли завяжутся. Поэтому и не едут на охоту молодые люди, находя другие удовольствия.

И слава Богу, что не едут! Потому что никакими словами и прочими мерами воспитательного характера нельзя будет вытравить из их памяти и стереотипов поведения то, что они могут увидеть в охотхозяйствах.

Много лет назад мне довелось побывать на базе «Акатово» общества «Рыболов-спортсмен», директором которой был Виктор Иванович Бровцын. Не знаю, сохранилось ли сейчас это общество, уцелела ли в годы экономических преобразований база, жив ли сам Виктор Иванович. Но если он жив, то дай ему Бог здоровья и долгих лет жизни.

Когда ты приезжал на эту базу, тебе предоставляли чистый домик, чистую посуду, вычищенную печь (еду готовили на дровяных печах) и чистую лодку. И сдать все это имущество было необходимо в столь же чистом виде.

И никому не приходило в голову чистить пойманную рыбу где-либо еще, кроме специально отведенного для этого места. И мусор складывали в специально для этого предназначенный контейнер.

Но такой уровень порядка и чистоты удается поддерживать не всем и не везде. Увиденное в этом году меня потрясло. Берег водоема был буквально завален пустыми бутылками, по которым можно с уверенностью делать вывод о предпочтениях охотников и рыболов в части, касающейся крепких напитков, проржавевшими консервными банками, полиэтиленовыми пакетами и прочим мусором.

А в лесу, в шаге от базы, на территории которой стоит контейнер для мусора, охотники потрошили и ощипывали добытых уток, не потрудившись убрать пух и перья. Так и белели в лесу, подобно островкам нерастаявшего снега, утиные перья, словно памятники бескультурью.

И повсюду: и в лесу, и на берегу – валялись расстрелянные бутылки. Битым стеклом был засыпан весь берег. Интересно, думали ли стрелки, что на битом стекле распорют себе ноги не только собаки, но и люди, приехавшие отдохнуть на водоем. Или стрелки с затуманенными спиртным мозгами вообще ни о чем не способны думать?

Как-то не вяжется увиденное мной с тем, что пишут в «РОГ» уважаемые авторы, утверждая, что патрон стоит дорого, что нет у них возможности сходить по этой причине на стенд. На стенд возможности сходить нет, а по бутылкам стрелять – есть. У кого после этого хватит совести говорить о высокой культуре охоты?!

Конечно, я не идеалист и не думаю, что эти строки будут способствовать искоренению пороков и исправлению нравов. Увиденное еще раз убедило меня в том, насколько точны были слова апостола Иоанна Богослова: «Они вышли от нас, но не были наши. (1 Ин. 2, 19).

Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Увы, но пока происходящие изменения явно направлены не в лучшую сторону.