Лев Лещенко, когда еще лежал в медицинском центре в Коммунарке, пел «Надежда, мой компас земной», запустив песенный флешмоб, который, выходит, долетел-таки до адресата - до Надежды. В смысле – Бабкиной. Это – шутка из серии черного юмора, которая ходит сейчас по Москве, оказалась весьма небезобидной. Лев Валерьянович буквально клокочет гневом в телефонную трубку: «Чего этот Укупник несет ересь, что я был у Бабкиной 19 марта на дне рождения и мог заразить ее? Мы с ней три месяца не виделись!».
Тем временем других новостей, кроме уже озвученных о «тяжелом, но стабильном состоянии» г-жи Бабкиной, госпитализированной еще 1 апреля и введенной в искусственную кому, пока не поступало.
Непонятно, конечно, какой белены объелся Аркадий, который сам после злополучной съемки у Малахова 16 марта с Лещенко в одной программе закрылся на карантине в своем загородном доме («МК» об этом уже сообщал).
Но Льва Лещенко назначила главным виновным за то, что «приехал и всех поперезаражал» еще Ксения Собчак, разместив скандальный пост о праздновании дня рождения Аллы Крутой 13 марта, куда был зван и Лещенко, который якобы «завез заразу» из Америки, за что получила от Игоря Крутого, брата Аллы, жесткую отповедь – тоже со страниц «МК».
По нынешним меркам, когда каждый прожитый день - как целая вечность, это уже, вроде бы, дела давно минувшие. Лещенко уже успел и переболеть в больнице и выписаться. Все, кто от него «заразились», тоже бы уже должны были, проявиться. Артист говорит теперь:
- Слава богу, ни один человек из моего окружения, включая музыкантов, которые летали со мной в Америку, друзья, с которыми я виделся, никто не заболел. Заболел я, возможно. Хотя система тестов пока еще настолько несоврешенна: то положительный анализ, то отрицательный.
Я так до сих пор и не знаю, что же было на самом деле. Точно ясно, что двустронняя пневмония, а вот понимание причины пока не столь однозначно. Больше изматывают какие-то нападки, измышления. Эти выяснения – куда пошел, зачем пошел, с кем виделся. Переживаю за каждого человека, с которым столкнулся в последнее время.
К счастью, у нас в шоу-бизнесе пока случаи единичные. А сколько людей вынуждены ходить на работу! И я ходил, и Надя (Бабкина - "МК"). Что такое самоизоляции? Могу себе позволить, а могу и не позволить. И журналисты работают, и телевизионщики сидят в своих студиях, и люди на проиводствах, машинисты метро, водители транспорта, продавцы у прилавков аптек и магазинов. А врачи, которые сейчас на передовой! И надо думать об этих людях, которые не могут соблюсти каранатин, вынуждены продолжать работу, подвергая себя опасности.
- Режим карантина для тебя и супруги Ирины по-прежнему ведь действует?
- Я очень рад, что мы выскочили (из больницы - "МК"). Четвертый день уже дома, надеюсь, что все пройдет, но еще болею, не выздоровел, еще остаточные явления. Находимся дома, под наблюдением врачей. Все находится пока в состоянии аллертности. Не факт, что мы до конца вылечились.
Само по себе воспаление легких серьезная болезнь. И такое ощущение, что это какая-то паралелльная пандемия – столько случаев этого воспаления при отрицательных анализах на коронавирус. Черт ногу сломит.
- Тебя назначили «мальчиком для битья», чуть ли не главным виновником коронаэпидемии в шоу-бизнесе. Не очень приятная «почесть», полагаю...
- Это прямо напасть какая-то, еще и пандемия кликушества ко всему прочему началась. Очень прискорбно.
Я редко сажусь к письменному столу, не люблю эпистолярное творчество, но сегодня смотрел за окно, там - зеленая трава, солнце, благодать, успокоиваю себя: «Вырвемся, все будет хорошо», и тут же – весь этот диссонанс, жуткие события. Только что мы с супругой Ирой вышли из больницы, и тут же, как обухом по голове, госпитализация Нади Бабкиной…
И на меня навеяло что-то, я написал небольшое эссе. Буквально страничка. Сел и за 15 минут написал - не для кого-то, а просто для себя. Собрал свои ощущения. Если ты не против, пока мы разговариваем, я буду что-то зачитывать, и это, может, станет частью нашего интервью.
Тем более, что именно ситуация вокруг Нади Бабкиной подтокнула меня к этим мыслям. Потому что она моя коллега, мой товарищ, замечательная артистка, певица, любимица народа и тоже не избежала этой напасти. И, казалось бы, безумную жалость и сострадание дОлжно испытывать по отношению вообще ко всем, кто болеет. А происходит что-то совсем обратное. Ситуация меня очень задела. Какая-то вакханалия развернулась на чужом горе. Поэтому я буду сумбурить, потому что мысли и чувства переполняют. Если ты не против, зачитаю начало…
- Уши уже висят на гвозде внимания…
- Зачитываю: «Сидел я и, отупевши, смотрел в окно. Никак не возможно выбросить из головы мысли, избавиться от состояния тревоги и раздражения от всего происходящего. Искусственный карантин вогнал нас в некий душевный ступор.
Что происходит, люди?! Мы болеем. Но физическая боль не причиняет такого изматывающего состояния, которое причиняют душевные терзания. И только сильные характеры способны подавить это выжигающее чувство.
Я всегда думал, что у меня спокойный, уступчивый характер, часто это называют добротой. А доброта, как известно, хуже воровства. Но я эту сентенцию не приемлю, ибо мягкость, доброжелательность и, конечно же, сплоченность, которые нужны сегодня, делают людей устойчивыми, сильными в это обезумевшее время. Мы преодолеем страх именно так.
А грубые нападки тех, кто не возвысился над мелочностью и злобой ради боли и сострадания, не только омерзительны, они сами становятся настоящей пандемией. Эти люди не могут понять, что болезнь не пощадит никого, и они сами могут стать ее жертвой. Но страшнее физической хвори, хворь, разъедающая души…».
- Блестящий текст! А какие нападки ты имеешь в виду? В целом, или что-то конкретное?
- Ну, о себе я уже сказал. Это – не нападки, а глупость, скорее. Но невероятно возмутила меня ситуации именно вокруг Нади. Я поражен, что есть люди, которые не только кликушествуют, создают панику, но сеют какую-то нечеловеческую, зверскую злобу. Меня потрясла совершенно эта женщина, муниципальный депутат (имеется в виду коммунистка из Лефортово Александра Андреева, - прим. «МК»). Я не могу даже передать словами то, что она сказала в отношении болезни Нади. У меня язык не поворачивается это воспроизвести.
- Она пожелала Бабкиной «сдохнуть» за то, что «голосовала за законы, уничтожающие наш город» (цитата). Даму, конечно, зашкалило чуток…
- Что значит «зашкалило»! Какой чуток?! Такие люди должны быть в обществе изгоями! Их надо в лес палками гнать, от людей подальше, - извиняюсь за такую резкость, конечно. Такие как раз и разрушают все вокруг, загаживают наши подъезды, пишут на стенах всякие гадости, это просто серая биологическая масса, иначе не могу их назвать.
Неандертальцы даже не бросали стариков и больных людей. Тащили их на себе десятки, сотни километров до своих поселений. Неандертальцы! А это – человек, гомо сапиенс, которая может позволить себе открыто высказывать такие мысли. Чудовищный страх и злобу вызывают у меня такие люди, поскольку они способны на самые мерзкие, отвратительные вещи.
- Это единичный, все-таки, случай, так-то за Надю переживают. Чего ты так завелся?
- Знаешь, вирус тоже начинался с единичных случаев, а теперь пандемия вокруг… Такое нельзя не замечать. Надо сразу бить в набат, поскольку зараза опасная.
Но, к счастью, есть много примеров настоящего сопереживания, участия и их большинство. Да, может иногда это участие показное, но это лучше и тоже важно, это хорошая природа нашей старой школы, норм общения, которыми мы жили всегда.
Я вспоминаю послевоенное время, когда соседка могла налить мне тарелку супа, когда я приходил со школы, обогреть меня, сказать какие-то добрые слова, пока не было наших мам. Ощущение, что ты не один и вокруг есть любящие люди очень важно – не только для самочувствия человека, но для самочувствия всего общества. Даже сейчас, когда я лежал в больнице, как было важно для меня, что приходили эти смски от друзей, знакомых.
Ощущение, что ты не один, окружен заботой, сильно помогало, поддерживало, и в какой-то степени даже облегчало совершенно героическую, беззаветную работу замечательных врачей. Воистину мир не без добрых людей – уникальная восхитительная банальность, которую особенно остро переживаешь именно в такие кризисные моменты. Но и вся мерзость человеческая тоже всплывает именно в такие моменты – из глубин, где была припорошена илом, пока все было спокойно. Я признателен и благодарен всем, кто за меня переживал, но и понимаю в то же время, что кому-то хотелось и в моем случае какого-то трагического финала.
- Как работник СМИ могу открыть тебе страшную тайну: дело даже не в конкретной личности или в отношении к ней, а в законах массовой психологии – люди любят трагедии и драмы больше, чем комедии или хорошие новости. Когда все плохо, то всем намного интереснее. Тоже старо, как мир…
- Ну, да, как это так - новелла благополучно закончилась? А все ждали, что он умрет. Выздоровел, зараза... Да, все лицемерно, неискренне, напыщенно.
Люди ожесточились. Не знаю почему. Может, из-за состояния страха. Но страх можно преодолеть только сообща. Есть пословица: на миру и смерть не страшна… Для меня самое яркое переживание, впечатление и невероятный пример этих недель – главврач Коммунарки, в которой я лежал, Денис Проценко. Этот парень, как Данко горьковский, отдал себя на заклание, сам подхватил этот вирус, сидит у себя в кабенете в изоляции и управляет всем процессом, думая больше не о том, выздоровеет ли он сам, а о том, что он должен сделать для людей.
- Помимо того, что она твоя коллега по сцене, Надя же в далекие 70-е стала женой барабанщика твоего коллектива Владимира Заседателева, который собственно вас и познакомил. Ты помнишь смотрины?
- Прекрасно помню. Володька был красивый высокий парень, очень талантливый раскованный, прекрасный человек в личных качествах, светлая ему память. Когда он привел Надю, я был просто очарован, красотка, такая природная русская красота. И в ней я всегда видел настоящую Россию, причем без лубковости.
Она расцветила русскую эстраду правильными красками, ушла от лубка, чего мы всегда стеснялись на самом деле: эти серые брюки, черные сапоги, косоворотки какие-то темные. Это – не Россия, Россия всегда была светлая, радостная, яркая, мозаичная, солнечная, как сама Надя. Она совершенно иначе зажгла эти краски.
- Такая же боевая была по молодости, как и сейчас?
- Абсолютно. Всегда заводила, всегда пела в вагоне. Мы ездили на БАМ, жили месяц в одном вагоне с Надей, целый вагон артистов. Надя жила с Володей, у них было отдельное купе. Мало того, что мы работали по четыре-пять концертов в день, так еще и вечером ей баян подавай, давай попоем.
Готовили вместе обеды, ходили на остановках покупать огурцы, помидоры какие-то и прочее. Разминались, бегая вокруг вагонов по утрам, если стояли на каких-то полустанках. Да и потом наша жизнь всегда шла рядом, все время вместе.
- Ты созванивался с ней, переписывался, когда стало известно о ее госпитализации?
- У нее выключен же телефон сейчас. Но она молодец, сильный человек, и я молю бога, чтобы у нее все было хорошо. Когда она выйдет из этого состояния, я подпрыгну даже выше, чем тогда, когда врачи принесли мне собственный третий анализ с отрицательным результатом. Подниму не только два пальца в знаке «виктория» («победа»), а все конечности.
Как только выйдет на связь, хочу ей позвонить и сказать самые добрые слова. И всем хочу сказать: ребята не отчаивайтесь. Мне 78 лет, я собрал все силы, я преодолел – так надо воспринимать даже самые тяжелые вызовы.. А свое эссе я заканчиваю такими строчками: «Этот вирус уже поселился в реестре гадостей на Земле, он уже будет жить с нами. Но главное, чтобы вирус недрожелательности, бессердечности, страха, неприязни не поселился в нашей душе и нашем сердце».
- Уверен, Надя будет рада твоему звонку, а вам с Ирой – скорейшего и полного выздоровления!
Читайте также: После выписки Лещенко поставил себе диагноз
