«Какое вы имеете право быть властью? Пошли вон!» Максим Шевченко о действиях государства, обогащении на эпидемии, и о том, как его спасали от Covid-19

23/04/2020 - 19:03 (по МСК) Юлия Таратута

На этой неделе гостем программы Юлии Таратуты стал политик и журналист Максим Шевченко. 7 апреля он сообщил о том, что заболел коронавирусом. В эфире Дождя он рассказал, как узнал, что болен COVID-19, почему российские тесты не выявляют инфекцию и какой наиболее эффективный способ проверить наличие вируса в организме, в каких условиях он лечился в больнице и как государство зарабатывает на пандемии. 

Спасибо огромное, что присоединились к нам по скайпу. У нас продолжаются такие домашние переговоры с гостями, такая карантинная дистанция. В вашем случае это вообще повод для нашей беседы, Максим. Я посмотрела, я думаю, как и многие другие, совершенно леденящие душу видео, где вы рассказываете о том, как болели новым коронавирусом. 

Мой первый вопрос, понятно: как вы себя чувствуете? Потому что в первом видео вы очень кашляли, было прямо больно смотреть.

Леденит душу не сама болезнь, а леденит душу та система здравоохранения, в которую ты попадаешь, заболев, потому что в итоге-то все кончилось хорошо. Любая болезнь практически, большая часть болезней такого рода в современном мире, в XXI веке должна излечиваться. Но она в Российской Федерации излечивается зачастую не благодаря системе здравоохранения, а вопреки ей. Если тебе повезет потом попасть в руки врачей, которые обладают навыками, обладают возможностью применения каких-то современных средств, то твои шансы, естественно, повышаются. Но так это всегда лотерея. Вот это и было самым леденящим. То, что кашлял, ― все мы в жизни кашляли, думаю, и не один раз.

Теперь мы прислушиваемся к своему кашлю несколько иначе, чем прежде. Если я правильно поняла ваш рассказ, вы точно знаете, что у вас был коронавирус, несмотря на то, что несколько тестов, которые вы сделали, показали отрицательный результат. 

Да.

Но врачи вас уверили, что речь именно о нем.

Эпикриз, когда меня выписывали уже из 83-й больницы, это очень хорошее лечебное заведение, куда меня перевели из другой больницы, куда меня привезла скорая, через два дня, это федеральный научный консультативный центр Федерального медико-биологического агентства России. То есть там очень хорошие ученые, профессор Аверьянов, ведущий пульмонолог России, меня лечил. Он, правда, подошел к окну, показал: «Видите, здание стоит строящееся? Это 18 лет строится Институт пульмонологии». 18 лет! 

Но все равно, как говорится, да, там в эпикризе написано два диагноза. Первый ― это коронавирусная инфекция COVID-19, а второй ― это двусторонняя пневмония средней тяжести. Я подумал: если у меня было средней, что же тогда тяжелая вообще? Пневмония, которая развилась на фоне этой инфекции. И самое ужасное, что ни один тест не показал никакого положительного результата. У меня было шесть, по-моему, штук в совокупности.

А как вам объяснили врачи, с которыми вы имели дело, почему? Это плохие тесты, это просто несовершенная система тестирования, потому что болезнь новая, или что это?

Это просто коммерческая система тестирования, которая была еще, как говорится, Путин не успел закончить свою речь, а Собянин не успел почесать свою мудрую голову, как уже эти тесты нам предъявили. Кто эти тесты тестировал, на ком тестировали, почему они вдруг стали основанием для диагностики и для статистики? Никто объяснить нам не может, думаю, что это тайна Полишинеля, как и все в нашей стране. Просто где-то кто-то, какой-то приближенный ухватил с помощью этого теста какой-то очень хороший бюджет.

В итоге, как мне сказали серьезные врачи, как бы действенность этих тестов 50/50. То есть фактически это орудие убийства, потому что я знаю несколько случаев, когда люди делали тесты, все нормально, а им становилось все хуже, хуже. Это достаточно известные люди, я просто не могу без их ведома называть их имена, естественно. Становилось хуже, хуже, хуже. Мне позвонил один из них, депутат Госдумы, и сказал: «Макс, я посмотрел у тебя в телеграм-канале»… Кстати, на «Эхе Москвы» было. «Прослушал твое интервью. Что, делать КТ?». Я ему говорю: «Бегом делать КТ!». Я еще в больнице был в тяжелом состоянии. 

Да, человек пошел, сделал КТ с тестами, которые не показывали коронавирус: двусторонняя тяжелая вирусная пневмония, «матовое стекло». «Матовое стекло» ― это такой на КТ как бы фирменный в плохом смысле этого слова знак вот этой коронавирусной пневмонии. Обычные пневмонии дают такие темные пятна, которые врачи сразу знают: сюда вот антибиотики, через три дня становится легче. А здесь образуется некая такая зона поражения, которая на рентгене не видна, которая не прослушивается стетоскопом или… Как он называется? Понятно, да? То, что через уши.

Мне врачи говорили: «У вас чистые легкие, чистое дыхание». У меня не было насморка, у меня не было кашля никакого. А потом я, уже как бы доходя, пошел на платное КТ рядом с домом, меня срочно скорая увезла в больницу сразу, сказали: «У вас двусторонняя пневмония». Я знаю таких очень много случаев, поэтому могу сказать четко совершенно, я не врач, я не разбираюсь, как эти тесты делаются, но, как журналист и специалист по этой криминальной коррупционной системе российского капитализма, могу сказать: это абсолютное наглое мошенничество, способ просто заработать огромные бюджетные деньги. Да не заработать, это не работа никакая. Это просто воспользоваться связями, продвинуть эти тесты, положить себе в карман бабки, а мы с вами должны, как говорится, жить в ситуации лотереи.

Врачи сказали, что проблема в следующем: когда человек заболевает, он еще не чувствует симптомов, он еще не бежит делать никакие тесты. У него нет ни температуры, ни насморка. Но в это время вирус живет вот здесь у него [Показывает на нос и рот.]. Его на самом деле можно зацепить через нос, как это делают, через гортань. Но когда уже появляются симптомы, вирус опускается, как правило. Может, я говорю дилетантские вещи и врачи посмеются надо мной. Он опускается в бронхи. Его можно извлечь… Здесь его уже нет, как правило, не остается, а из бронхов только бронхоскопией. Это тяжелая операция, которую, как говорится, не каждый врач осилит и не каждый пациент. А потом он опускается в легкие, и тесты уже на пятый-шестой день, когда реально начинается заболевание, ничего не показывают.

Врачи совершенно ясно говорят, причем это позиция ведущих специалистов, профессора Аверьянова, интервью с которым набрало у меня более двух миллионов в моем ютубе, да. Он говорит, что на третий день уже КТ покажет поражение легких, если это тяжелое. Бывает, этот вирус переживают, знаете, одним чихом, человек не замечает ничего. Дети, например, дети переживают одним днем, если нет каких-то пороков, естественно, врожденных и так далее, и потом здоровые бегают. У них другой иммунитет. Врачи сказали: «У них другое строение легких, у детишек по-другому кровь движется и так далее».

И профессор Аверьянов говорит… По-моему, про лейкоциты он сказал что-то, я точно не помню. В общем, анализ крови покажет тоже на пятый-шестой день.

На самом деле, Максим, хотела еще знаете о чем вас расспросить? Почему я сказала, что ваш рассказ леденящий душу? Он был очень во многом посвящен условиям содержания в первой клинике, куда вас госпитализировали после КТ. Это, насколько я понимаю, я не помню уже номер.

79-я больница. 

79-я больница, да. Она, если я правильно помню, на окраине Москвы.

Она не на окраине, она в Коломенском. Мне казалось, когда привезла скорая, знаете, у меня…

Что это край земли. Да-да.

В общем, это там, в этом районе.

Да, я имею в виду, что это не какая-то, значит, VIP-больница и не какая-то больница с особыми условиями, а все наоборот. Я просто прослушала все, что вы рассказывали про то, с каким количеством пациентов какой степени тяжести вы лежали в палате, как это все было малоприятно и тяжело.

Нет, я бы не сказал, что это было малоприятно, потому что люди-то были хорошие вокруг, мы друг другу помогали. Поэтому, знаете, в жизни, Юля, всегда есть две составляющих. Первое ― это обстоятельство времени и места действия, а второе ― это, собственно говоря, те люди, с которыми тебя сводит в этом времени и в этом обстоятельстве. 

Да-да, я ни в коем случае не имею в виду, что вы лежали с какими-то…

Я хочу зафиксировать это сразу. Медперсонал, нянечки, санитары, врачи были замечательные просто. По первому нашему зову они отзывались сразу. Мы друг другу помогали, пациенты, больные. Но общая атмосфера ― это, конечно, был треш. 

Я, собственно, хотела, чтобы вы немножко рассказали нашим зрителям, если они не в курсе. То, что я прочитала, ― это история про дезинфекцию хлоркой в пять утра.

Да, это было круто. В полпятого.

Про палату, в которой сложно было лежать, про несчастного старика, который просто с катетером должен был выбегать в пять утра, значит, в коридор.

Выползать.

А вы притулились на какой-то койке… Это ваша первая встреча с такой, знаете, государственной-государственной медициной? Вы, наверно, обычно лежите в каких клиниках? 

Нет, вы знаете, просто проблема в том, что я с девяностого года ни в каких больницах не был. Вот так, у меня в девяностом году вырезали аппендицит, я был в больнице имени Боткина. С тех пор я не был ни в одной больнице как пациент. Я бывал в больницах, когда хоронил кого-то или навещал кого-то, бывал в больницах на войне, допустим, как журналист. Но сам по себе я не лежал. Вы не поверите, но за тридцать лет это мое первое пребывание в больнице. Я болел кратко, дома всегда, как-то, в общем, в больницы не попадал.

Но я прекрасно могу сказать, что вот эта 79-я больница по сравнению с многими провинциальными больницами покажется просто сверкающим зданием из стекла и бетона, понимаете, совершенством науки и техники. Еще раз говорю, что врачи там были прекрасные, наверно, клиницисты прекрасные. А в остальном просто деньги не выделяются. Сергей Семенович нам сказал же: «Зачем вам в Москве больницы? Нахрена больницы? Хотите, чтобы врачи получали 170 тысяч?». 

Он это в январе говорил, еще до объявления пандемии, и поэтому чувствовал себя так свободно, вольготно, пиджачок у него был так расстегнут, он выступал в Мосгордуме, Собянин, и рассказывал: «Зачем вам? Только 6% пользуется больницей или роддомом. Сократим их, зато врачам бабла насыпем». Буквально так, понимаете, с такой как бы полублатной манерой, на мой взгляд, мэр Москвы нам вещал.

И вот результат этой политики, когда не хватает больниц. Вы говорите, меня потом перевезли в элитную больницу. Это не совсем так. Да, она сама по себе больница очень качественная, но именно в тот день, когда меня туда перевезли, четыре этажа были перепрофилированы под коронавирус, они были объявлены красной зоной. И первым человеком, с которым я столкнулся в больнице, был таджик без паспорта, без российского гражданства, без ОМС, который то же самое ― плохо себя почувствовал, пошел, сделал КТ. Он даже по-русски плохо говорил. Его сразу увезли. Водитель автобуса.

Поэтому назвать ее какой-то элитной тоже невозможно. Там просто были знакомые врачи, меня туда перевели. Перевод туда ― это еще была особая такая тема, меня сутки переводили, потому что выяснилось, что сейчас по новым правилам больницы не имеют, как правило, собственных машин. Они должны обращаться к скорой помощи, но там удивительная какая-то вещь: медучреждение, больница не может вызвать скорую. То есть я был фактически туда переведен, мне сказали: «Готовься в десять утра», а без десяти десять вечера меня перевезли. Там не очень далеко, скорая приехала, и два прекрасных врача меня перевезли в эту больницу.

И там я увидел очень много людей, в частности, гастарбайтеров, да, тех, кого мы называем гастарбайтерами. Таджики, киргизы. Там один парень вообще по-русски не говорил. И да, среди них вообще эпидемия, а они вообще не попадают в статистику. Вот эти люди, которые когда тут нас, москвичей, заставили сидеть по домам, QR-коды и так далее, но мы видим, как толпы рабов по-прежнему строят хорды, по-прежнему работают тут и так далее. Поверьте, у них нет ни медосмотров, ни какой-то профилактики, у них даже масок нет. 

И вот они являются сейчас одной из категорий населения, я отношусь к этим людям, естественно, с огромным уважением за их труд и с такой социальной симпатией за то, что они являются угнетенной просто группой абсолютно лишенных прав людей, они просто вообще беззащитны перед этой эпидемией. И поэтому в этой больнице (она не элитная) я встретил очень много людей, которых туда привозили с улицы, как раз скорая начала туда привозить. 

Нет-нет, на самом деле я вообще, мне кажется, не использовала это слово. Вы меня не поняли. Я так поняла, что просто две больницы как-то различались по оснащенности.

Конечно, одна бюджетная, а вторая все-таки находится в ведении федерального агентства.

Я на самом деле, если можно, немножко перейду к политической части последствий карантина. Вы говорили о том, что к власти после этой эпидемии, после того, как мы переживем карантин, который у нас даже так как-то не называется, называется самоизоляцией…

Самоизоляция, да.

Что к власти будет много политических вопросов. Что именно вы имеете в виду? Вы имеете в виду, что нужно было жестче вводить режим ЧС или, наоборот, мягче, давать больше гарантий? Или что-то еще?

Нет, у меня очень простая позиция, она ясная. Я считаю, что не надо было людям запрещать работать ― это раз. Нельзя было уничтожать малый и средний бизнес, нельзя было лишать людей источника дохода и их лично, и их семей, вталкивать их в такое унижение дикое социальное, понимаете? Государство просто сбросило с себя все формы ответственности, потому что мы не можем считать те гроши, которые выделяют зарегистрированным на рынке, значит, как безработных… А вот почему в Осетии произошло? Потому что там никто не регистрируется как безработный, там все работают, малый и средний бизнес, в серой зоне так называемой. То есть огромная масса людей просто брошена на произвол судьбы. Это первое.

Второе ― мы видим, как на фоне этой пандемии, несмотря на озабоченные физиономии чиновников, идет просто совершенно наглый заработок денег, потому что мы прекрасно понимаем, что все эти маски, тесты, завтра они вакцины нам предложат, которых просто быть не может. Врачи сказали мне, что реальная вакцина не может быть раньше зимы следующего года, настоящая, которая испытана. Какие-то лекарства чудодейственные, которые якобы спасают.

Спасает реально сейчас только плазма крови тех, кто переболел, которая содержит антитела. Я, естественно, сдам свою кровь и призываю всех, кто переболел и точно знает, тоже в специальных центрах сдать свою кровь, призываю через Дождь. Мне кажется, это наша социальная ответственность в какой-то степени.

Максим, а вы к какой группе относитесь? Вы сказали о том, что вам кажется, что не стоило людей лишать работы, погружать их в эту социальную…

Просто людей не надо лишать работы…

Я имею в виду, как вы считаете, на самом деле правильная жесткость карантина ― она какая? 

Правильная такая, что надо было людям обеспечить… Во-первых, надо было людям ясно и четко разъяснить, что происходит, потому что большинство людей не верит в эту болезнь и считают, что это развод. У нас вообще власти не верят. И надо было, конечно, обеспечить на работе, по месту труда какие-то нормы медицинской безопасности, понимаете?

То есть надо было не закрывать, допустим, предприятия, а обязать работодателей, и тут как раз Роспотребнадзор, его функция была бы, ввести на своих предприятиях нормы безопасности. Я знаю бизнесменов, у которых производство постоянное, полного цикла, допустим, продуктов, да, которые не закрывают. Если они его закроют, то я тогда вообще не знаю, что будет. У них достаточно большое количество сотрудников, но так как это люди разумные, порядочные, то они сразу же ввели среди своих сотрудников маски, спецодежду, защиту, перчатки, разъяснили людям, в том числе, между прочим, выходцам из Средней Азии, которые там работают, почему не надо обниматься при встрече, да, почему стоит на время карантина… То есть нормально все организовали, и там нет никаких вспышек.

А эта власть пошла просто по пути отношения к нам как к баранам: просто пинками нас загнать в дом, дать ментам дополнительные полномочия нас на улице подвергать террору, потому что как это еще называется, когда они могут в любую машину вломиться или в любую квартиру? Что, теперь ордер не требуется, что ли? Это моя машина, это, собственно, мое частное пространство. Они даже взломать не могут ее без ордера, по большому счету, не говоря уже о квартире.

То есть власть пошла по пути запугивания населения и снятия с себя социальной ответственности. И мы видим, как крупный капитал, приближенный к власти, зарабатывает на этом огромные деньги. Большинство населения нашей родины выйдет из этого пространства, из этой ситуации нищими и еще обремененными долгами, а они выйдут богатыми, они увеличат свое состояние. Поэтому вопрос к ним у меня лично совершенно ясный и сформулированный: кто вы такие, какое вы право имеете быть властью? Пошли вон отсюда! Вы нас предали! У меня нет другого подхода просто к ним. И еще они устроили постыдную просто конкуренцию между собой, кто из них лучше заявит Путину, объяснит ему, как он лучше всех организует борьбу с коронавирусом.

Это вы имеете в виду конкуренцию между политиками?

Безумствуют Собянин, Шойгу. Даже вот эти вот бараки, которые они строят под видом инфекционных больниц, сейчас, знаете ли, объявлен конкурс у них, кто больше построит. И Шойгу прибежал тут, строит около Москвы. Кому это надо? Пройдет эпидемия, и что, будут стоять эти пластиковые бараки? Все врачи в шоке. Лучше бы эти деньги выдали больницам, которые работают, где есть профессионалы, где нарабатывается клиническая картина, какая-то методическая картина, понимаете? Вот они занимаются показухой, потому что суть этого режима ― это обналичивать бабло. В этом проблема.

Максим, у меня немножечко такое лирическое отступление. Я уже немного говорила про это. Единственной такой сакральной зоной в России, если можно так сказать, свободной от коронавируса, стали церкви, несмотря на то, что руководство РПЦ сказало оставаться дома, мы видели фотографии пасхальных служений, куда приходили люди, службы продолжались иногда. Говорили даже о каком-то таком странном VIP-мероприятии с Иваном Охлобыстиным, не знаю, кто там был еще. Это одна зона.

А вчера, 22 апреля, Геннадий Зюганов, лидер компартии, со своими соратниками отправился к Мавзолею возложить цветы. Это тоже была какая-то удивительная картина посреди эпидемии. Вы разбираетесь в каждой из частей моего вопроса. Скажите, как вы отнеслись к первым новостям и ко вторым? Это уместно? Действительно, когда все люди сидят по домам, нужно идти на Красную площадь?

Во-первых, далеко не все люди сидят по домам. Мы видели толпы около метро, когда ввели QR-коды. По домам не сидят миллионы гастарбайтеров, по домам не сидят дворники, которые у нас тут ходят толпами во дворах, по домам не сидят те бедолаги, которые были вынуждены тогда около метро перезаражать друг друга.

Я считаю, что в церкви человек, во-первых, в церковь идут люди специфического склада личности, которые доверяют свою судьбу, вы можете верить в бога, не верить в бога, но они доверяют свою судьбу провидению божьему. Естественно, я уверен, что большинство этих людей не сумасшедшие, они прекрасно понимают, что есть опасное заболевание. Есть грипп, есть коронавирус.

Поэтому я полагаю, что и большинство священников, и патриарх, я знаю лично и патриарха, и многих других епископов русской церкви, это очень разумные люди, очень современные люди, поверьте. Я думаю, что они разъясняют тоже прихожанам, как и что надо делать, как надо стоять в церквях, как лучше… Хотя вот на Пасху, допустим, христосуются: «Христос воскрес!», да. Но христосуются, как правило, с близкими, знакомыми, теми, кого знаешь. Конечно, тут есть доля риска, но очевидно желание людей принять участие в таком знаковом событии, каким является служба Великого поста или Пасхи. Этот риск преувеличивают, это их полное право. 

Я вообще противник этой изоляции, еще раз говорю. Я считаю, что мы не дети, которые такие неразумные на фоне таких умудренных опытом чиновников с их отъетыми мордасами, понимаете? Мы сами можем, вы можете, я могу, наши семьи, мы сами можем решать за себя, понимаете, как и где нам ходить, правда ведь? По большому счету, это наш риск. И конечно, надо какие-то меры принимать, но эти меры должно принимать правительство. А что мы видим? Мне тут звонят из Роспотребнадзора вчера: «Как вы себя чувствуете? Что у вас там происходит?». Я говорю: «Когда я месяц назад пытался вам дозвониться, вы мне сказали, что вы не оказываете помощь, только психологическую помощь. Вы мне месяц назад были нужны, меня уже спасли врачи». «Пошли вон!» ― я им сказал по телефону, я с ними даже разговаривать не стал на эту тему, понимаете? Абсолютное лицемерие.

Знаете, сила личного опыта ― это совершенно уникальный политический инструмент.

Так кто звонит-то? Вы даже не представляете, звонит не врач, звонит какая-то коза, которая сидит где-то, в каком-то отделе какого-то подразделения мэрии и делает вид, что она заботится о моем здоровье. Абсолютное лицемерие!

Теперь второй момент, про 22 апреля. Я разговаривал с Геннадием Андреевичем Зюгановым накануне подробно, он сам немолодой человек, который пережил в жизни много всего, понимаете? Он прекрасно понимает, Геннадий Андреевич понимает и все остальные, кто там был. Там было немного людей на самом деле. И видно даже по фотографиям, что социальную дистанцию в полтора метра они четко и ясно соблюдали. Я считаю, что это правильно совершенно, что, несмотря на коронавирус, был бы я здоров, я бы сам пошел, честно вам скажу. Если бы я мог выходить из дома. Я нахожусь на карантине, естественно. Я думаю, что у каждого человека есть какие-то важные события, важные даты такие в жизни. Я считаю, что это абсолютно правильно, конечно.

Максим, вы окажетесь в уникальном, знаете, таком уникальном положении по отношению к нам всем, когда будут тесты на антитела и выяснится, что вы один из немногих, кто может передвигаться по миру и вообще чувствовать себя свободным человеком.

Юля, вы не поверите, врачи сказали, что с октября уже эта эпидемия идет. Она появилась не тогда, когда о ней Сергей Семенович или кто-то еще решил объявить, не в начале марта. У меня, допустим, друзья и знакомые, журналисты, достаточно известные, один журналист переболел в конце ноября, очень тяжелые симптомы, температура, перешедшая в воспаление легких. Абсолютно как у меня. Но ему не ставили диагноз «коронавирус». 

Мне сказали врачи в клинике, что, по их подсчетам, с октября месяца уже это бушует в России. Я извиняюсь, а как иначе? Я живу в центре, в районе Арбата, тут толпы китайцев ходили, понимаете, весь октябрь и ноябрь. Я ничего не имею против китайцев, естественно, но никто не предохранялся ни от жителей Уханя, ни от жителей других городов, которые свободно сюда приезжали. Поэтому не надо нам рассказывать сказки, что они внезапно начали бороться с пандемией. Они внезапно начали набивать свои карманы, когда почувствовали эту возможность.

Поэтому я отношусь, еще раз говорю, я считаю, что меры, которые предприняты властью, лживые, фальшивые, унижающие наше человеческое достоинство, нарушающие наши конституционные гражданские права. Вместо оказания нам всем медицинской помощи, то есть доступных лекарств, доступного КТ, например, доступного анализа… 

Вот, допустим, КТ. Я предложу уже как депутат Владимирской области, чтобы все компьютерные томографы были взяты под контроль сейчас и чтобы люди имели по ОМС, а не только за счет частных денег доступ к этому КТ, чтобы каждый человек, даже придя в частную клинику, я прекрасно понимаю, что это бизнес, который не надо разрушать, да, и бесплатно никто не может, это достаточно дорогостоящая процедура, три-пять тысяч, по крайней мере, в Москве она стоит.

Но вот человек приходит с ОМС, но это должно быть постановление правительства, что ОМС может покрывать такие расходы на общий клинический анализ крови, на КТ. Они же ничего этого не делают. Они делают все, чтобы загнать нас в трубу собственной прибыли, чтобы мы шли по коридорам, где они на нас будут зарабатывать деньги, как Тина Канделаки, которая сразу маски по тысяче рублей объявила, помните, Ксения Собчак ей указала на это в самом начале? Она сказала, Ксения, что да, конечно, будучи в системе «Ростеха», легко, как говорится, сразу начать быть гуманистом и выпускать дорогостоящие масочки. Вот в этом вся их природа.

Да. На самом деле теперь одни люди начинают порицать других, это правда.

Я людей не порицаю, я порицаю систему.

Высокая политическая конкуренция. Максим, я хотела на самом деле с вами поговорить еще о том, как власть при таких ценах на нефть будет чувствовать себя на грядущих выборах, но времени совсем не остается. Оставим до следующего раза.

Да никак она не будет себя чувствовать, Юля. Им плевать на это все, потому что их экономика не для людей. Карманы они себе могут набить другими способами, за наш счет, в частности. Сказал же Кириенко: «Люди ― это новая нефть». Вот нас с вами добывают и перерабатывают, понимаете? При чем тут конкуренция?

Это был манифест, личный и политический опыт публициста, журналиста, депутата законодательного собрания Владимирской области Максима Шевченко. Спасибо вам огромное, будьте здоровы.

Спасибо! И вы тоже.

Фото: Игорь Иванко / Агентство «Москва»

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.

*По решению Минюста России Некоммерческая организация «Фонд борьбы с коррупцией» включен в реестр СМИ, выполняющих функции иностранного агента.

Также по теме
    Другие выпуски