Как рассказать о Холокосте в эпоху соцсетей? Интервью с режиссером документального кино «Анна Франк. Параллельные истории»

— Первый вопрос: когда вы в первый раз прочитали «Дневник Анны Франк», и что эта книжка значит для вас?

— Первый раз я прочитала книгу еще в молодости, когда училась в школе, как и многие; другой раз я прочитала ее перед съемками фильма. То есть, это были два разных подхода, потому что я читала в разном возрасте. Что я особенно сильно ощущала — это характер Анны. Это не книжка маленькой девочки, это дневник журналиста. Если бы она выжила, ее голос бы звучал громче. Но из-за того, что она пряталась в замкнутом пространстве, в этом доме, она представляла себе, как идет жизнь снаружи. И это меня потрясло.

— Как вы нашли своих героинь, этих чудесных женщин, переживших Холокост, которые и стали «параллельными линиями» с Анной Франк? И был ли кто-то, кто отказался от съемок?

— Дети и женщины — нам нужны были такие параллели. Мы начали поиск в интернете, но и те организации, где мы снимали, нам тоже очень помогли. Например, «Мемориал Шоа». Это наши «девочки», невзирая на возраст, — они сохраняют девичий дух. Вы правильно назвали их «чудесными женщинами». Никто не отказывался, потому что они чувствуют, что их долг — говорить на эту тему. Единственная вещь, которую мы пытались сделать, так это найти кого-то с другой точкой зрения. Но если вы заметили к концу фильма, все они имеют внутреннюю силу и уверенность в том, что жизнь продолжается. И это было для меня, и для Ханны чем-то вроде урока для молодых людей: если ты пережил столь ужасный опыт, то мне кажется, у тебя есть убежденность в том, что жизнь не заканчивается после этого, она должна идти дальше. Вы видите, что многие женщины говорят: нацисты не могли отобрать у нас это ощущение жизни, не могли прикончить нас, забирая эту идею жизни. И наши дети, потомки во втором, третьем поколении — это наше продолжение.

— Да, они говорят об этом в фильме и там есть фантастическая сцена, где одна из выживших сидит в комнате вместе с тремя своими внуками, и они делятся опытом переживаний. Там также есть молодая леди, которая путешествует по Европе и пытается проанализировать путь Анны Франк, она делает это в достаточно современной манере, печатая посты в социальных сетях, которые вы помещаете на экран. Это допустимо — рассказывать о такой теме в более упрощенном современном формате, чтобы пролить свет на важные события для молодежи? Потому что многие могут раскритиковать использование текстов сообщений в столь серьезном фильме.

— Я думаю, мы пытались работать на двух параллельных уровнях: выжившие рассказывают истории, которые в прошлом, но мы пытаемся поместить их в настоящее. Так как эти выжившие умирают (вы видели, как одна из них умерла три месяца назад, о чем мы очень сожалеем), поэтому мы пытались применить несколько подходов. Как вы можете объяснить молодым людям, что происходило, когда сами выжившие больше не смогут об этом рассказывать? Сыновья, племянники, я имею в виду, — через другие поколения. И линия повествования про эту девушку (я не думаю, что она плохая) — это про то, чтобы попасть внутрь этих проблем. Она путешествует по-настоящему по Европе, но еще она путешествует и внутрь себя. Я расскажу вам, что эта молодая девушка, актриса, Мартина Гатти, когда мы уже были потом в Париже (после Чехии и так далее), она сказала мне: «Ты не представляешь, насколько сильно я прочувствовала эту историю на свой собственной коже». Это действительно было путешествие внутрь себя, и это мы хотели передать молодому поколению. Мы видели в Италии, когда показывали этот фильм студентам, что они были рады видеть этого персонажа, потому что могли идентифицировать себя с ней. Так что я не думаю, что в этом что-то плохое.

— Как вам работалось с Хелен Миррен? Вы режиссировали ее части с чтением монологов? Как это было?

— Она — фантастическая личность, вы даже представить себе не можете, насколько. Во время интервью она сказала, что приняла предложение поучаствовать в этом фильме как раз по причине того, что я рассказала вам только что: выжившие умирают, поэтому она хотела помочь сохранить эту память. Она также подумала, что это хорошая идея, потому что мы говорим и о будущем. Она очень неравнодушный человек, она борется за права человека в своей непубличной жизни. Эта тема для нее тоже очень важна. Так что работать с ней было очень легко, она очень живая, и это было эмоционально. Мы много разговаривали, она рассказывала, что посещала некоторые концентрационные лагеря и была тронута и потрясена… Она очень человечная и великая актриса, как показывает ее «Оскар».

— Я думаю, что это был великолепный опыт, и хотел бы сам посмотреть, как она работает на площадке, потому я уважаю ее как актрису. И я заметил, как она практически плачет в некоторых сценах, когда читает фрагменты дневников.

— Да, вы правы, потому что она очень сильно переживала. Когда я сама повторно перечитала эту книгу, то совершенно иначе ее прочувствовала. Эта интерпретация была очень сильной, вы должны понимать, что по этой причине мы пытались реконструировать настоящую комнату Анны Франк в Амстердаме (она в музее совершенно пустая, без мебели). Реконструктор из Милана попытался восстановить ее. Так вот когда Хелен Миррен зашла в эту «комнату», она была потрясена, насколько маленькой было это пространство! Всего лишь две кровати, небольшой проход и комната посередине, а Анна Франк провела там целых два года! Мне кажется, что она по-настоящему почувствовала клаустрофобию в этом пространстве и силу характера молодой девушки, которая нужна была, чтобы выжить в таких условиях и продолжать писать.

— Я хотел бы рассказать вам немного свою историю: я еврей и моя семья, большая ее часть, была вывезена в Киев, куда вошли нацисты, в место под названием Бабий Яр. Там они лежат. Каждый раз, когда я думаю, как это могло произойти, и анализирую Холокост, это самый тяжелый для меня вопрос в контексте веры в Бога. Я не верю в бога и считаю, что если бы он существовал, то никогда бы не допустил этой бойни. У вас существует подобная проблема с Богом?

— Я понимаю, что вы чувствуете, спасибо за эту историю. Хоть я и христианка, но часть моей семьи и мой муж — евреи, отец мужа был в Бухенвальде и тоже выжил. Так что я понимаю вашу историю, и с тех пор, как я задаю себе этот вопрос, я задаю его и отцу своего мужа. Где был Бог, когда вы были в лагере? Он ответил: «Я никогда не терял своей веры в бога, потому что когда я просил его — дай мне свою руку, — он мне ее протягивал. Он говорил: даже в лагерях мы молились, по ночам мы молились. Если выживший говорит тебе такое, я не знаю. Я не думаю, что имею право судить, есть ли Бог или его нет, как возможно, что он допустил эту резню. Что касается моего персонального отношения к богу, то у меня вообще странные представления. Но если тот, кто побывал в лагере, говорит тебе, что Бог всегда оставался с ним даже в этом чудовищном месте, я думаю, что ты вряд ли можешь добавить к этому что-то еще.

— Мой последний вопрос. Я читаю новости и вижу рост расизма, антисемитизма в разных странах и войнах, я не могу представить, как цивилизованные люди могут поддерживать что-то подобное, зная историю, зная о существовании Холокоста. Может ли ваш фильм, история Анны Франк, помочь нам сегодня? Чему мы можем научиться?

— Я отвечу вам несколькими фактами. В Италии 15% всего населения не верят, что Холокост существовал. Это означает: семь миллионов из 45 миллионов. Этот факт дает вам понимание, что несмотря на то, что Анна Франк была символом, который масштабно тиражировался, это не сработало в то время. Что мы пытаемся сделать в фильме, как я уже говорила вам ранее, так это перенести историю в современность, в настоящее, провести параллель с тем, что происходит сейчас. Мы не давили на этих пожилых женщин (мы ведь журналисты, вы знаете, как можно подтолкнуть героя сказать то, что вам нужно). Мы не заставляли их говорить, что они были впечатлены этими изображениями беженцев и мигрантов, которые видели по телевизору, потому что они ассоциировали себя с ними. Это другая ситуация, конечно, я не хочу это сравнивать с Холокостом, я не про исторические факты. Но они чувствовали, что там тоже люди без документов, которым отказывают, они не могут пересечь границу. Что мы пытались сделать против расизма и антисемитизма — это объяснить, что расизм всегда один и тот же, только цель меняется. Может, для евреев это была самая долготекущая ненависть, самая многолетняя. Но мы всегда должны всегда помнить о настоящем. Да, мы начинаем фильм с разговора об Анне Франк, но мы также говорим о том, что происходит в наших странах сейчас, мы говорим о худшем, о детях, которые должны спасаться бегством. Я работала репортером и побывала в ужасных местах, от Боснии до Сирии, Ирака и так далее. Как можно не сравнивать, не связывать и не сравнивать? В этом и есть идея.

 — Спасибо вам огромное. Это фильм, разбивающий сердце. Спасибо.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.