«Путин боится физического насилия»: Станислав Белковский анализирует детские страхи президента и привязанность к вождю глубинного народа

Как за это время изменились отношения Путина с глубинным народом, как после Беслана он осознал, что ему «суждено править» и у него прошел «комплекс самозванца», почему он больше всего боится русского бунта и арабской весны, и меньше всего верит Западу? На все эти вопросы ответил Станислав Белковский.

Добрый день! Это программа «Эпоха Белковского». Эпоха продолжается, и в нашей студии снова Станислав Белковский. Здравствуйте!

Здравствуйте, Максим.

И эпоха Путина, о которой мы сейчас хотим поговорить, по мнению многих, прошла свой зенит. Двадцать лет отмечали в августе. Впрочем, на месте сторонников Путина я бы предложил такой слоган: «Двадцать лет ― можем повторить!». Почему бы и нет? Диктаторы правили и сорок, и больше ― на Кубе.

Да. Собственно, ведь еще в 2005 году я написал программную статью «Бизнес Владимира Путина». Надо сказать, что, перечитывая статьи тех лет, я с некоторой наивной гордостью, как говорил Владимир Ильич Ленин про «Аппассионату» Бетховена, вижу, что ничего не изменилось в восприятии, в моем восприятии этого режима. Он действительно очень напоминает, конечно, не режим Муссолини или тем более Сталина, как ему инкриминируют злейшие антипутинисты, это типичный режим, заирский режим Мобуту Сесе Секо или филиппинский Фердинанда Маркоса, только с поправкой на эту огромную территорию, ядерное оружие и, конечно, российскую историю, которая совсем не такая, как у Филиппин и Заира.

А это значит, что двадцать лет ― это далеко не предел.

Нет, не предел совершенно.

А отношения Путина с глубинным народом, собственно, у них какая-то эволюция была за эти двадцать лет?

Да, конечно, очень существенная, потому что Путин приходил как президент-самозванец. У него был комплекс самозванца, он долго не мог поверить, что он действительно президент. Так сказать, все-таки народ смотрел с известной опаской, видя, рассматривая его как источник большой тревоги, возможных треволнений.

То ли Гришка Отрепьев, то ли Тушинский вор.

Глубинный народ ассоциировался, как, впрочем, и продолжает ассоциироваться отчасти, у Владимира Путина с угрозой русского бунта.

Бессмысленного и беспощадного.

Другие выпуски