В новой лекции «Психологии» социальный психолог Лиля Брайнис рассказала о том, какие бывают мотивы ябедничества, почему нельзя отталкивать жалующегося ребенка, а также как помочь ему справиться с возникшей проблемой.
Здравствуйте. Меня зовут Лиля Брайнис, я социальный психолог и организатор детского образовательного проекта для приемных детей «Шалаш». Сегодня я хочу поговорить о ябедничестве, такой табуированной, стигматизированной в каком-то смысле теме, потому что, мне кажется, о ней мало говорят, и дети от этого страдают. Я расскажу, как.
Несколько лет назад я работала вожатой в лагере. У меня был в отряде маленький мальчик, ему было 11 лет, он был младше всех остальных и жил в комнате с другими мальчиками. Я за него немножко переживала, потому что там были два тринадцатилетних мальчика и этот одиннадцатилетний. Я боялась, что там может возникнуть травля или еще что-то, поэтому я старалась за ним приглядывать. И вот в какой-то момент вечером я пришла к нему в комнату пожелать спокойной ночи, проверить, что все хорошо, и увидела, что его кровать мокрая. И я стала у него спрашивать, что случилось. И он как-то так нехотя мне говорил, что ничего, ничего. Я подумала, может быть, всякое бывает, может быть, ему неловко рассказывать мне, потому что я девочка. Я сказала: «Может быть, ты хочешь поговорить с вожатым Ромой, с нашим вожатым-мальчиком?». На что он сказал: «Нет, я не хочу ябедничать».
И в этот момент я поняла, что дело нечисто. Дальше вскрылась целая история о том, что старшие мальчики в итоге действительно каким-то образом проявляли по отношению к нему агрессию. На самом деле, история не так важна, важно другое, что в ситуации, когда ребенок оказывается в позиции жертвы, он или она не может обратиться за помощью к взрослым, потому что это действие стигматизировано, оно запретно.
И тогда я стала разбираться, что же такое ябедничество, как это все устроено, как это работает, и вообще, что это такое. Я залезла в толковый словарь и выяснила, что в толковых словарях практически нет какого-то полноценного определения понятия «ябедничество». Оно там определяется либо через синонимы, что это стукачество, доносительство, либо определяется, дается историческая справка о том, что в XIX веке «ябедничать» означало лжесвидетельствование по судам. И тогда мне стало любопытно, интересно, и мне захотелось разобраться, как же это устроено, например, не только у нас, а еще и в западном мире, потому что, очевидно, что ябедничество — это общечеловеческое явление, не только сугубо российское.
Дело в том, что у нас в культуре существуют три синонимичных понятия: стукачество, доносительство и ябедничество. Есть похожие аналоги в английском языке, например, это слово informing, синоним слова стукачество, whistle blowing синоним слова доносительство, и snitching, синоним слова ябедничество. Как и в русском языке, ябедничество и snitching больше относятся к поведению детей, доносительство и whistle blowing (вообще whistle blowing — это термин, который появился в семидесятые годы в офисной среде, когда корпорации стали говорить своим сотрудникам — если вы вдруг увидите какое-то нарушение, blow whistle, подудите в гудок, сообщите нам об этом). Собственно, вот это доносительство, сообщение внутри корпорации о каких-то нарушениях, оно как раз и означает то же самое, что доносительство. Есть понятие informing, как стукачество, которое родилось в тюремной среде, и означает сотрудничество с представителями власти, представителями силы, представителями полиции, наверное, так можно об этом сказать.
В России, в российской культуре пока не очень много исследований, посвященных ябедничеству. В западной культуре их гораздо больше, там, например, есть целая культура, которая называется no snitching, как бы неябедничество. Она на самом деле больше связана с запретом на сотрудничество с представителями власти, когда в разных комьюнити, в разных районах, начинают появляться граффити, которые запрещают, даже если произошло какое-то преступление, то люди внутри группы, внутри этого комьюнити, внутри этого района, например, особенно подростки, отказываются сотрудничать с представителями власти. То же самое no snitching, отказ ябедничать, есть и появляется в школах тоже, существует в школах.
Почему мне кажется важным об этом разговаривать? Почему мне кажется важным разговаривать о ябедничестве? Потому что я часто очень сталкивалась с тем, что родители, мои друзья, мои приятели, образованные прекрасные люди, в ситуации, когда их дети к ним приходят и сообщают о чем-то, что с ними случилось или чему они были свидетелями, говорят им: «Не ябедничай!». Таким образом они им запрещают обращаться к себе в ситуации непонятной, в ситуации сложной, в ситуации, с которой они не могут разобраться.
По большому счету, когда я стала разбираться, что такое ябедничество, я поняла, что это обращение ко взрослому с корыстным мотивом, в ситуации, когда ребенок приходит ко взрослому, чтобы рассказать о том, что он или она видел какую-то несправедливость, или нарушение правила. Потому что дети в определенном возрасте очень любят соблюдать правила, и если кто-то правила нарушает, они не знают, что с этим делать, особенно, когда они не могут с этим ничего сделать. Они идут ко взрослому, чтобы об этом сообщить, потому что есть максима о том, что правила нужно соблюдать. И когда ребенок приходит ко взрослому, чтобы сообщить о том, что какое-то правило было нарушено, и взрослый не оказывается тем человеком, который может помочь, а, наоборот, запрещает обращаться к себе за помощью, в этот момент мы через много-много лет приходим к ситуации, когда ребенка обижают, ребенку плохо и больно, и он или она не может обратиться за помощью. И потом происходит много разных неприятных событий, и взрослые в конце-концов говорят — ну как же так, почему же ты мне ничего не сказал или не сказала? Это все происходит по очень простой причине — когда ребенок к вам приходил, когда ребенок приходил ко взрослому, взрослый ему говорил — до свидания, всего доброго, мне неинтересно, и вообще ты делаешь плохо, когда ко мне приходишь.
И я в ситуации моего исследования этого явления хочу сформулировать такое послание. Мне кажется очень важным, когда ребенок приходит ко взрослому с сообщением о том, что что-то произошло, очень важно разобраться в том, за чем приходит ребенок. Ребенок приходит, чтобы сделать кому-то плохо, вот с этим корыстным мотивом, или ребенок приходит с тем, чтобы взрослый разобрался с несправедливостью. В любом случае очень важно, чтобы взрослый в этой ситуации к ребенку обратился и спросил, спросила: «Ты сейчас хочешь, чтобы что, чтобы мы что с тобой сделали?». И если ребенок будет объяснять, выслушать и пойти за этим, не отфутболивать, не запрещать обращаться к себе, потому что впоследствии это может превратиться в очень, прийти к очень негативным последствиям, когда, как я уже говорила, ребенок просто закроется и не будет к взрослым обращаться, будет считать, что это что-то плохое, просить помощи. А это, мне кажется, очень опасная ситуация, как раз причина тех случаев, когда взрослый вдруг оказывается в ситуации и говорит — а как же мы здесь оказались, как же так вышло, почему же мы ничего раньше об этом не знали. Мы ничего раньше об этом не знали, потому что был момент или моменты, когда мы отказали детям в возможности обращаться к нам за помощью.
И это важно, говорить о том, что обращаться за помощью не просто не зазорно, не просто не стыдно, а нужно и важно, потому что в огромном количестве ситуаций ты не можешь сам или сама справиться с тем, что происходит. Тебе нужна помощь, и это нормально.
Почему важно мне про это говорить много, про то, что ябедничество — это какое-то устаревшее понятие, по большому счету, про которое мы не очень знаем, что оно значит, что в него входит? И любое ли обращение ко взрослому табуировано, запретно и нужно ни в коем случае ребенку его не позволять? Мне кажется, что это странно, потому что, если если ребенок приходит о чем-то сообщать, есть ощущение, что ребенку это нужно зачем-то. И наша задача, взрослых, родителей или учителей, значимых взрослых уже в другом пространстве, выяснить, зачем это ребенку нужно. Чтобы что? Потому что часто бывают ситуации, когда ребенок не может с чем-то справиться, сильные чувства, события, у ребенка еще нет такого опыта выдерживать, какой есть у взрослых. И ребенку нужно, чтобы за ним был взрослый, на которого можно опереться, взрослый, который может защитить.
Когда я изучала ябедничество, я разговаривала с разными подростками, некоторые из них с болью рассказывали о своем опыте, что они обращались когда-то в детстве к родителям, и родители им говорили: «Какой ужас! Нет-нет, ни в коем случае, никогда больше ко мне не приходи рассказывать о том, что ты там видела, или что ты там видел, потому что это запрет». И дети, у них случался когнитивный диссонанс, они не понимали, как это устроено, почему, если ты наблюдал какую-то несправедливость, или если ты видел, что что-то не то произошло, неважно, твой старший брат курил в форточку, дети сломали подоконник или разбили лампочку в подъезде. Не важно, что ты видел или видела, ты хочешь об этом рассказать, чтобы получить поддержку и помощь, чтобы взрослый с этим что-то сделал, потому что ты живешь в мире, в котором у взрослого есть силы, а у тебя их не очень много. Ты приходишь часто с абсолютно честным запросом получить поддержку, и взрослый, вместо того, чтобы дать тебе эту поддержку, последовательно обвиняет тебя, по большому счету, когда говорит — не ябедничай, обвиняет, запрещает тебе это делать, и называет это поведение, оценивает его как плохое, как запретное, в этом самый момент ребенок просто перестает обращаться за помощью вообще.
И постепенно начинает расти пропасть между взрослым и ребенком, ребенок говорит — окей, если я не могу к тебе обращаться за помощью, я буду как-то сам или сама справляться. И мне кажется, что из-за этого, во-первых, многие не могут справиться, замыкаются, и это влияет на их жизнь, а во-вторых, они не справляются так, что взрослые потом совсем не рады, когда они справляются, как умеют.
Поэтому здорово, когда у взрослого есть время и возможность спросить у ребенка — он или она сейчас рассказывает про что, что ее или его задело, заинтересовало, почему сейчас ребенок про это говорит. И тогда появляется разговор, появляется диалог, можно поговорить о чувствах. Мне странно, я хотел, чтобы ты знала, например, если ребенок рассказывает про то, как его старший брат или сестра курит в форточку, я хотела бы, чтобы ты знала, что она портит свое здоровье. Там мотивов может быть очень много. Может быть мотив, когда ребенок говорит: «Я хочу, чтобы ты его наказала», потому что, на самом деле, вчера она меня, она со мной что-то сделала, у меня не было возможности ей ответить, но сегодня у меня появилась такая возможность, теперь ты, мама или папа, пожалуйста, ее или его накажи. Это тогда тоже про выстраивание определенного рода справедливости. И в этом смысле хочется, чтобы взрослые про это спрашивали, не отфутболивали, а разговаривали с ребенком, давали ему или ей возможность рассказать, что же там такое произошло.
