Лекция «Простое упрощается, сложное усложняется: общественный договор или умный контракт?»
Искендер Нурбеков, заместитель директора по правовым вопросам и инициативам Фонда развития интернет инициатив .
Раньше, для того чтобы защитить свои права компании либо человеку, нужно было иметь время, сейчас нужно иметь деньги, нужно привлекать юридическую экспертизу, если у вас ее нет, и обращение в органы власти. Я называю это общественный договор, то есть это те условия, которые предлагает реализовывать общественный договор и защищать правила и свои права. Однако, если посмотреть на цифровую экономику, то мы увидим, что, помимо этого уже и сейчас и в будущем, для того чтобы свои права реализовывать и защищать вот этот общественный договор, нужна техническая компетенция, нужно понимать, что вообще случилось, нужен доступ к данным алгоритмам, чтобы уточнить детали, как именно это случилось.
Соответственно, для того чтобы в глобальном технологическом мире получать доступ к данным алгоритмам, нужно иметь со стороны органов власти контроль над центрами технического и юридического управления и разработки этих технологий, этой цифровой экономики. А это за собой ведет то, что необходима международная правовая помощь по уголовным делам, потому что страны существуют в условиях суверенитета различного, и, для того чтобы получить юридически значимые доказательства в суде, необходимо обращаться к иностранным органам. Как ни парадоксально, это означает, что новые информационные технологии устранили как класс технический персонал, секретарей, например, и упростили доступ к правосудию и к реализации общественного договора и своих прав. Но, с другой стороны, при этом сложное становится еще более сложным, потому что появляются новые вызовы, которые, скорее, порождают новые препятствия на пути к правосудию и к реализации договоренностей, нежели чем их упрощают в итоге.
Возникает, конечно, соблазн указанные проблемы решить за счет «умных контрактов» на «блокчейне». Специально взял в кавычки эти выражения, для того чтобы потом это прокомментировать. По сути речь идет о том, что, с точки зрения социальных технологий, с точки зрения гуманитарных наук, идея, вот эта концепта «умных контрактов» и «блокчейна», во-первых, устранить человеческий фактор из разрешения конфликтов и из принятия решений, а по-хорошему, если приглядеться к этому явлению, в принципе устранить возникновение конфликта за счет того, что те или иные договоренности реализуются необратимо. Я обратил внимание на сегодняшние тезисы.
К сожалению, я не смог послушать доклад, но если приглядеться, допустим, к современной генетике, то, на мой взгляд, тоже можно увидеть, что фактически из развития человека как организма или как вида мы пытаемся исключить человеческий фактор, мы хотим исключить случайность и хотим исключить те естественные условия, в которых организм создается и развивается.
Однако, если вернуться все-таки к тематике экономики, новая экономика, как и любая экономика отношений с людьми, она все равно сохраняет в себе старые проблемы. Например, это недобросовестная конкуренция и монополизация рынка. Если обратиться к такому объекту, как программное обеспечение, которое лежит в корне цифровой экономики, то в силу существующих глобальных правил, не только российского права, закон запрещает модификацию программного обеспечения и обход технических средств защиты этого программного обеспечения. В свою очередь это означает, что независимо от поставщика ремонт «умных вещей» или интернет-вещей и прочих других устройств, которые оцифрованы в этой экономике, невозможен без нарушения техправ либо без согласия правообладателя. Соответственно, согласие правообладателя приводит к тому, что фактически, с точки зрения, скажем, экономики, не с точки зрения существующего режима защиты прав, может происходить навязывание невыгодных условий потребителям и среднему, малому бизнесу. Например, технологическая зависимость потребителя, которая обусловлена существующим режимом авторских прав, влечет за собой то, что модель монетизации в цифровой экономике смещается от разовых продаж полного продукта к подписке по абонентской модели. И это, прежде всего, связано с тем, что никто, кроме правообладателя, не имеет права внутрь этой штуки залезть, осуществлять ее техническое обслуживание путем замены софта либо его устройства. И сейчас, если смотреть на рынок программного обеспечения или компьютерных игр, например, большая часть продуктов продается фактически в полном комплекте, но при этом пользователю открывается доступ за деньги к отдельным возможностям, которые заложены в программный код. И чем больше он хочет возможностей использовать (персонажей новых и так далее), тем больше он должен за это заплатить.
При этом цифровая экономика в себе содержит проблему сложности доказывания и взыскания убытков. Это достаточно давно в теории права признается. И из-за этого у нас, например, по делам по нарушению прав интеллектуальной собственности, может взыскиваться компенсация в фиксированном размере без доказывания убытков в классической манере, которая имеется. Зачастую стоимость и скорость оспаривания решений сейчас дороже, чем их исполнение или игнорирование.
При этом мне хочется сразу подчеркнуть, что я не выступаю огульно с критикой института интеллектуальной собственности, потому что я понимаю, что интеллектуальная собственность – это фактор развития современной экономики и глобальной конкуренции. Дело в том, что, когда мы говорим про интеллектуальную собственность, это инструмент, который нейтрален сам по себе. Важно, кто его применяет и как его применяет. И в этом смысле очень важно посмотреть соотношение в рамках вот этой концепции, какое число поставщиков программных продуктов и «умных вещей» находится на территории государства, в котором эти «умные вещи» продаются и используются. Если мы посмотрим на этот баланс, то мы увидим, что большая часть тех продуктов цифровых и связанных продуктов, к которым относится интернет-вещей, производятся за рубежом, а Россия является всего лишь их потребителем. Из этого можно сделать выводы, что означает в данном конкретном случае институт интеллектуальной собственности. При этом надо понимать, что экспорт российского программного обеспечения и экспорт российских продуктов за рубеж тоже будет охраняться в режиме интеллектуальной собственности. Здесь нужно понимать торговый, условно говоря, баланс и, уже отталкиваясь от этого торгового баланса, рассуждать о роли интеллектуальной собственности.
Новая экономика создает еще и новые проблемы, которые обусловлены цифровым характером этой экономики. А именно, это сложность идентификации причинителя вреда и доказывания его вины. В Интернет, слава богу, пока все ходим без паспорта, но это означает, что достаточно сложно, например, в общении в Интернете, установить, кто все-таки в конце концов это был. Неизбежность разграниченного взаимодействия государственными органами, о чем я уже сказал.
Также у нас возникает ограничение, которому я много уделяю сегодня внимания, это специальный режим охраны использования программного обеспечения, который заключается в том, что на лицензирование программного обеспечения не распространяется норма антимонопольного регулирования. Есть специальная оговорка в российском законодательстве на этот счет.
Также по факту к программному обеспечению, которое лежит в основе цифровой экономики, применяется принцип «as is», то есть на него не распространяются права потребителя и стандартные требования о качестве товаров, которые характерны для обычной экономики. Потому что программное обеспечение как продукт рукотворный всегда по умолчанию в себе содержит ошибки. До недавних пор, пока программное обеспечение не было так тесно связано или не будет так тесно связано с реальным миром и воздействовать на реальный мир, это было допустимо. И сейчас встает много вопросов, связанных с тем, насколько это будет допустимо в ситуации, когда ошибки программного обеспечения будут приводить к поломкам машин, искусственных заменителей органов и так далее. Это очень большой вызов, потому что, несмотря на то, что последствия ошибок в программном коде будут гораздо более видимыми в реальной инфраструктуре и в реальной действительности, их все равно нельзя избежать. И этот баланс интересов и та сложность, которая имеется в цифровой экономике и в регулировании этой цифровой экономики, необходимо очень внимательно обсудить.
Также последняя сложность, которую я сегодня решил выделить про новые проблемы в новой экономике, это удержание технологического титула. Я уже в течение своего доклада об этом упоминал, но по факту, когда вы покупаете цифровую вещь, вещь connected, то есть связанную с цифрой, с каким-то внешним источником управления, вы можете столкнуться с ситуацией, что эта вещь, на которую у вас есть право собственности, на самом деле вам не принадлежит. Она получает от вас данные, которые вам, получается, тоже не принадлежат, и она может быть отключена дистанционно, и в этом смысле то, что она у вас будет в виде какого-то материального объекта, ничего вам не дает.
Это пример из текущей действительности. Очень много существует сейчас оборудования, особенно промышленного, которое с целью эксплуатации и гарантийного обслуживания находится на постоянном мониторинге где-то в центрах производства. Но при этом при перемещении этого оборудования, например, производитель может дистанционно его отключить или каким-то иным образом заблокировать деятельность. С одной стороны, как мы видим, в этой цифровой экономике есть большое благо, связанное с тем, что путем мониторинга этого оборудования вы можете быстрее реагировать на изменения в его работе, предупреждать какие-то катастрофы, техногенные проблемы и так далее, а с другой стороны, наличие такой связи между этой реальной вещью и каким-то центром управления за рубежом или в другом городе, неважно, порождает риски удержания технологического титула производителем и риски того, что этот полезный предмет может превратиться в бесполезную железяку по тем или иным причинам. И при этом, так как центр управления находится вне зоны досягаемости в частности российского права, у нас возникают вопросы, связанные с тем, а можем ли мы этот общественный договор на территории нашей страны соблюдать, и вообще, что это должен быть за общественный договор.
Возвращаясь к «умным контрактам» на «блокчейне». С одной стороны, есть большой соблазн этот инструмент применять, и вы наверняка много слышали про это. Но при этом, когда мы говорим о том, что код фактически превращается в право и человеческие отношения регулируются, скажем, машиной или алгоритмом с исключением человека из этих отношений, нужно думать и нужно обсудить следующие проблемы.
Дело в том, что код непрозрачен и технически невозможно при текущем объеме кода программного обеспечения его в сплошную анализировать на предмет ошибок или на предмет каких-то незадекларированных возможностей. То есть мы всегда, когда устанавливаем какой-то код в какую-то систему, сталкиваемся с тем, что мы знаем, что в нем заложено только по факту исполнения.
При этом негибкость кода – это второй пункт – приводит к тому, что когда мы видим закон, обсуждаем и принимаем его как правило взаимодействия в экономике или в новой какой-то реальности, он всегда имеет порогом волю человека. Человек может исполнить закон, может не исполнить закон. Код не дает выбора. И вопрос воли при использовании алгоритмического управления через программное обеспечение встает очень остро. Потому что в этом программном обеспечении есть какие-то ошибки, оно может быть не гибким, не детальным и так далее.
И третий аспект, который нужно обсуждать с точки зрения взаимодействия между общественным договором как концепцией и «умным контрактом» как концепцией, – причем я использую эти слова скорее для иллюстрации идеи, нежели чем какие-то четкие термины, – нужно понимать, что источником закона является в идеальном случае орган власти на территории определенного государства. Использование кода как способ регулирования отношений и установления правил, к сожалению, характеризуется тем, что его делает частный разработчик и зачастую на территории где-то извне. И этот код, как я уже говорил, будет проявлять себя как регуляторный фактор фактом своего исполнения, а что в нем внутри, мы никогда не можем быть до конца уверены. Можем, конечно, определенную часть инфраструктуры, определенную часть решений делать прозрачными и делать, скажем, аудит этого кода и, основываясь на качестве этого аудита и на каких-то условиях, часть отношений переносить туда, внутрь «умных контрактов». Но при этом нужно понимать, что этот инструмент не является идеальным и идеализировать его не стоит, потому что он рукотворен и поэтому может содержать в себе ошибки.
Я на этом завершу, надеюсь, что я свое обещание сделать все достаточно быстро выполнил. Спасибо большое за предоставленную возможность высказаться. И в заключении хотел сказать, чтобы соблюсти определенную справедливость, я обсуждал эти концепции, вопросы с моим коллегой Александром Тюлькановым и с компанией «Lex Borealis». В этом смысле им очень благодарен за возможность кристаллизовать свои мысли. Спасибо большое.
Фото: Depositphotos.com
