in

Порносудие. Зачем следствие и суд роются в чужом белье?

Анастасия Шевченко в Ленинском городском суде, 17 декабря 2019 года. Фото: Василий Дерюгин / Коммерсантъ

Высказавшись на Новый год в «Новой газете» на тему распада права в России, я посчитал для себя тему на ближайшее время закрытой. Но новости из Ростова-на-Дону перевернули мое представление о возможном, можно сказать — «пробили дно». И ведь только что в эфире «Эха Москвы» Антон Орех в ответ на мою реплику бросил, что все происходящее в стране смахивает на порнографию, а я его попросил отметить, что не я это произнес. Правильно говорят — не зарекайся; теперь пришла моя очередь. 

Владимир Пастухов, научный сотрудник University college of London

Следователь одного из подразделений регионального управления МВД по Ростову-на-Дону направил в суд ходатайство, которое суд не мешкая удовлетворил, об установке в спальне Анастасии Шевченко, подозреваемой в сотрудничестве с нежелательной организацией «Открытая Россия» (Великобритания), видеокамеры для ведения в течение 120 дней вплоть до ее ареста круглосуточной видеосъемки. Изображения с этой камеры были приобщены к материалам уголовного дела, благодаря чему вся история вывалилась в паблик. 

Адвокат Сергей Бадамшин, уверен, исполнит свой профессиональный долг, поэтому на юридической стороне произошедшего я останавливаться не буду. Хотя в нулевом результате его усилий практически не сомневаюсь. Я лишь хочу задать два простых вопроса. 

Зачем? 

Интересно все-таки, какую именно связь с нежелательной организацией они хотели зафиксировать в спальне Шевченко с помощью видеокамеры?

Исходя из содержания предъявленного обвинения, никакой необходимости производить съемку в спальне Шевченко не было. Ладно бы еще прослушка, но каким образом интимные изображения молодой женщины в ее собственной спальне могут помочь доказать сотрудничество Шевченко с британской «Открытой Россией»? Сама Шевченко утверждает, что сотрудничала с одноименным российским общественным движением, что пока преступлением не является. Никак. Ни изображения подозреваемой в профиль, ни ее изображения анфас не могут ни теоретически, ни практически быть доказательствами этого преступного сотрудничества. 

Уже сам этот запрос является косвенным свидетельством того, что это уголовное дело надуманное, и само по себе является лишь предлогом для того, чтобы оказать на женщину репрессивное давление. Как минимум — унизить, запугать и поглумиться. Как максимум — покопаться в чужом белье (смешно, но в данном случае не в переносном, а в прямом смысле слова) и вытащить что-то, что потом можно будет использовать как инструмент в пропагандистской войне против гражданского общества и оппозиционных активистов, которую ведут Кремль, ФСБ и связанные с ними напрямую информационные агентства, — искали что-то, что потом можно будет отдать на какой-нибудь «Лайф», НТВ или РТР. 

То есть история лишний раз подтверждает, что никакого права нет, ни просто уголовного, ни уголовно-процессуального, ни конституционного, ни гражданского. Есть только право силы и тотальная война этой силы против всех, кто встал у нее на пути. Если надо, власть влезет к вам в спальню, спрячется в вашем туалете, будет снимать в круглосуточном режиме и потом шантажировать, и все это по закону. По решению суда. 

Почему?

Как ни странно, «эшники», а точнее, их кураторы из ФСБ, — потому что сами бы полицейские на такую дурость не отважились, тут нужны кураж и наглость, которые есть только у представителей высшей правоохранительной касты, — в этой истории для меня — актеры второго плана. Ну да, неумные, распущенные, развращенные безнаказанностью, но работа у них такая. Для того и берут. А кто же растлитель?

Вот есть суд и судья конкретная, которая должна была поставить здесь блок, сказать — ребята, вы совсем оборзели? Какие вы доказательства собираетесь таким образом получать? Как это связано с содержанием обвинения? Но не поставила и не спросила. Потому что в современных реалиях суд больше не ставит никаких вопросов, а просто штампует запросы следствия автоматически. Видимо, судья понимает, что если она начнет задавать вопросы, то видеокамеру поставят уже в ее собственной спальне.

Перефразируя Достоевского, можно сказать — если суда нет, можно все. Если собаку не ограничить в еде, она сама не остановится, будет есть, пока не лопнет. Это знает любой собачник. Так и со следствием — если его не сдерживать внешней силой, то есть судом, оно будет пожирать все и всех, к кому может дотянуться. Именно судья поэтому главное лицо в этой порнографической истории, она должна ответить за все, если не юридически, то морально. 

Улыбайтесь, господа!

Что делать со всей этой уголовно-процессуальной порнухой? Смеяться. А что с ней еще можно сделать? Плакать бессмысленно, жаловаться бесполезно, значит, — надо улыбаться. Если правосудие окончательно превратилось в порносудие, то надо хотя бы научиться называть вещи своими именами. Надо запоминать «судей легкого правового поведения», и ко всем ним в дальнейшем публично обращаться не иначе как «Ваша Порночесть»…

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.