Чтобы заниматься творчеством и обеспечивать своё хобби, читательница самиздата хваталась за разную работу: стояла на майдане за 50 гривен в час, снимала пьяные драки на свадьбах и даже устроилась фотографом в бордель. Менты под дверью, клиенты на «адресе» и годовой запас «нюдсов» — публикуем Ту самую историю стремительного карьерного роста.
В детстве я жила на улице, по соседству с которой была точка уличных проституток. Я часто следила за ними из окна, вместо того чтобы делать уроки, и придумывала в голове их истории. Вот эта кудрявая — наверняка сбежавшая дочь миллионера, а вот эта тёмненькая в очках — днём работает учительницей в школе. Мне очень нравились их наряды, и иногда я тоже себя представляла на их месте, не совсем понимая, чем именно они занимаются. Рано или поздно я была просто обязана попасть в бордель.
Меня зовут Оля, мне 23 года, и нет, я не секс-работница — я их фотографирую. Это не первая моя странная работа. Ещё подростком, году в 2012-м, я подрабатывала на Майдане — за 50 гривен стояла в платных митингах за каких-то кандидатов. Ну как стояла: брала транспарант и спускалась в подземку рисовать бомжей и пить чай из ларька в переходе, а потом возвращалась, расписывалась и получала наличные, чтобы потратить их на кисточки и краски.
Моя семья не очень одобряла мои увлечения. Папа, серьёзный и респектабельный судья, считал, что я должна получить нормальное образование и стать юристом. Приходилось выкручиваться, прятать черновики и искать деньги, чтобы обеспечить своё хобби. Я раздавала листовки, выходила в ночные смены официанткой в обрыганском баре и, накрашенная под совершеннолетнюю, зазывала людей на открытие точки разливного пива. Я думала, что выросла совсем не щепетильной к работе, а потом меня занесло в мир свадебной фотографии.
Став немного старше, я освоила фотошоп, обзавелась техникой и завела свой паблик во «ВКонтакте». Немного демпинга на рынке, выгодные предложения по минимальным ценам — и вот я, уже с полным портфолио радостных молодожёнов, трясусь в метро с тяжеленной сумкой аппаратуры, чтобы снять, как заключают священный союз очередные Сергей и Катерина.
Хрущёвка, жених с причёской-горшком, невеста в платье с харьковского рынка, куча родственников и отвратительные голуби, приклеенные к капоту «Лады». Две-три свадьбы в неделю, полторы-две тысячи фотографий с каждого «банкетного зала», работа по 20 часов, пьяные родственники, жених, который может приставать к тебе прямо после ЗАГСа. На очередной свадьбе родственник со стороны «молодого» нажрался и разбил мой объектив. Я тщетно пыталась стрясти компенсацию, но ничего хорошего из этого не вышло. Я на свои деньги сменила аппаратуру и стала искать новую работу. Так меня занесло в дейтинг.
Развод с регистрацией и смс
Впервые в жизни я работала в офисе. Высотное здание с окнами на Крещатик, пропускная система, просторный опенспейс и десятки тридцатилетних мужиков за компьютерами — так выглядело наше «агентство для знакомств». Работало оно с иностранными клиентами, предоставляя на рынок «украинских красавиц», о которых мечтали заграничные мужчины. Каждый менеджер получал базу фотографий реальных украинских девушек, готовых при необходимости встретиться с заграничным принцем. Девушек фотографировали и ретушировали так, что их было не узнать. Дальше сотрудники агентства создавали им странички и вели переписку от их имени.
Я говорю «сотрудники» не случайно. Чаще всего на сообщения: «Привет, киска, оу, так хочется поскорее встретиться и войти в тебя», — отвечали именно тридцатилетние мужики, которые, по логике руководства, лучше знали, что хочет услышать мужчина по ту сторону. Основная задача менеджера — развести клиента на деньги. Каждый стикер в переписке, каждая фотография в чате и каждый приезд гостя в Киев оплачивался отдельно, а если наша модель переезжала к клиенту на ПМЖ, менеджер, который это устроил, получал большой бонус.
Через несколько дней работы на меня перевели одного европейского дедушку. Его жена умерла, и он уже год переписывался с «Кристиной», от лица, которой за это время успели вести переписку, наверное, десяток менеджеров. Чтобы мы не запутались, в колонке справа коллеги оставляли важные детали: «любит детей, двое внуков, в июне купил мотоцикл». Я пролистала весь год переписки. Последние несколько месяцев дедушка готовился к приезду Кристины и ремонтировал комнату для её дочери, каждый раз за свои деньги высылая фотографии, чтобы согласовать цвет краски, обоев и мебели.
Меня передёрнуло: одно дело — разводить дрочеров и совсем другое — вот так вот играть с живым человеком. Отработав смену, я ушла домой и больше не вернулась. Честно говоря, меня не устроили деньги. Странно выполнять морально нечистоплотную работу и получать за неё те копейки, что нам обещали. Начальник меня понял — в этом бизнесе большая текучка. А я снова осталась без работы.
«Ты теперь Амели»
Пролистав с десяток инстаграмных девочек, которые предлагали поснимать их жопу за три рубля, я совсем скисла, но вдруг нашла объявление о поиске фотографа в дейтинг за сносную сумму. Фотографировать мне нравилось куда больше, чем общаться с мужчинами, — почему бы не попробовать? Женщина на том конце провода была насторожена. Войдя в её полулегальное положение, я ответила, что область мне знакома. Мы договорились о первой смене через неделю, портфолио у меня почему-то не попросили.
В назначенное время я пришла по указанному адресу и поняла, что мне дали адрес квартиры, а не офиса. Я насторожилась и скинула свою геолокацию подруге. Мне не сказали, что брать с собой и что и как именно нужно будет снимать, так что я взяла обычный набор: камеру, пару аккумуляторов, несколько карт памяти и дешёвый объектив (разобьют — не жалко). Остальную аппаратуру обещали выдать на месте.
Я поднялась на нужный этаж и позвонила в квартиру. Едва дверь открылась, женщина втянула меня в проём и оглядела лестничную площадку за моей спиной. Убедившись, что там никого нет, она приложила палец к губам, быстро закрыла дверь, схватила меня за руку и потащила за собой по коридору. Огромная квартира; судя по лестнице, есть второй этаж, много комнат. Пока мы шли, краем глаза я увидела громадный холл, двух мужчин с одной его стороны и 10–15 молодых девушек в белье напротив. В этот момент я едва подавила в себе желание развернуться и пойти домой, но женщина завела меня в дальнюю комнату и закрыла дверь.
Её звали Кэтрин, и, конечно, это был псевдоним. Настоящими именами в этой индустрии не представлялся никто, кроме водителей. И мужчин в этой индустрии тоже не было, кроме водителей, которые возили девочек по адресам. Мне сказали, что теперь меня зовут Амели, и попросили говорить потише, потому что «на адресе» клиенты. Я начала тяжело переваривать информацию.
Мы сидели на диване, Кэтрин всё больше и больше посвящала меня в детали, а я никак не могла понять, что происходит и кого мне снимать. В какой-то момент я просто в миг прозрела: это не тот дейтинг. Когда я сказала ей в переписке, что у меня есть опыт работы, она решила, что я уже фотографировала проституток и мне ничего объяснять не надо. Ну что ж, зато у меня за плечами пару лет свадебной фотографии.
Я подписала бумажку о том, что не могу разглашать информацию, полученную во время работы, и получила две коробки со студийным светом. Пожелав хорошего дня, Кэтрин ушла по делам, оставив меня на «адресе» с другим менеджером.
Итак, куда я попала. В городе несколько сетей борделей, каждую держит определённый человек, реже компания. В основном все рядом с правительственными учреждениями, чтобы «портфели» могли расслабиться в обеденный перерыв. Есть более дорогие, есть менее — чаще в одной сети есть разные «адреса», по которым рассортированы девочки, — от дешёвых до дорогих. Одна из самых «бюджетных» точек — рядом с банком.
«Адрес» — это квартира, где базируются девочки. «Менеджеркой» называли женщину, которая сидела на каждом адресе и говорила по телефону. Проституток в сфере называли «девочками», другие термины осуждались.
Пребывая в лёгком шоке, я вышла в холл и представилась как «Амели, ваш новый фотограф». У меня спросили, что я сделала со старым. «Сожрала», — ответила я. Девочки рассмеялись, градус общего напряжения спал, и начался мой первый рабочий день.
Будни в борделе
Пока одна из девочек готовила мне кофе с печеньем, менеджерка тихо рассказывала, что старого фотографа уволили, потому что он под каким-то предлогом выудил одну из девочек с адреса и попытался её изнасиловать. Как я узнала, с того момента нанимать в фотографы стали только женщин. Я немного напряглась и решила быть осторожнее, чтобы никто не узнал про мою ориентацию. Я тогда сама встречалась с девушкой и не очень хотела потерять работу из-за того, что начальство решит, что я тоже могу изнасиловать одну из девочек.
Собирая оборудование, я успела изучить интерьер. Позже выяснилось, что адреса с девочками низкой и средней ценовой категории выглядели одинаково. В комнате кровать, мусорка, две-три стрёмные картины, как в отелях в 90-х, две тумбочки с презервативами, массажным детским маслом и салфетками и одинаковые, чёрные в сердечко, покрывала.
Если комната большая, в ней могли оставить напольную вешалку и пару кресел. Всё в вырвиглазных цветах и максимально дешёвое. На всех адресах одной сети всё всегда одинаковое. Иногда я вижу такие покрывала в сердечко на рынке — и у меня дёргается глаз.
Когда я собрала свет, допила чашку кофе и настроила камеру, откладывать дальше было невозможно — пришлось звать первых моделей. Снимали прямо в комнатах, где они обычно работали. Зашли две одинаковые девушки: чёрные нарощенные волосы, надутые губы, огромные ресницы. Они были подругами, и одна очень поддерживала вторую. Я внутренне закатила глаза на их ужасающе дешёвый и пошлый вид, но, когда они заговорили, поняла, что поспешила с выводами. Обе девушки вполне внятно формулировали свои мысли, как оказалось, имели образование, и я даже растерялась от диссонанса между внешностью и тем, что за ней скрывалось. Но когда первая девочка легла на кровать, я переключилась в рабочий режим, начала выстраивать кадр, руководить съёмкой и старалась ни о чём больше не думать.
Пока мы снимали, вторая девочка рассказывала, что сейчас пишет магистерскую и хочет открыть свой бизнес. Я снимала 150 кадров, из них руководство отбирало по три снимка на модель. Где-то на середине своей первой съёмки я поняла, что в панике ужасно непрофессионально забыла, что надо снимать на рабочие флешки, и снимала на свою. Это было запрещено: за час до сессии, на коротком брифинге, мне объяснили, что снимать нужно строго на рабочие флешки. Пришлось переснимать кадры. Закончив с подругами и сфотографировав других моделей, я сдала флешку менеджерке, сложила свет и пошла снимать напряжение в бар.
Следующим утром меня уже ждали два новых адреса, я с похмелья закинула аккумуляторы в карман, как-то запихала камеру в кейс и потопала работать. Ощущение новизны и растерянности постепенно отпускало, я чувствовала себя увереннее, но оставалась одна проблема. Девочки манали фотографа и съёмки. Все эти фотографии, по словам руководства, нужны были для того, чтобы их хотели «ебать подороже». Фотки закидывались клиентам, поэтому нанимались профессионалы с хорошей техникой, но девочкам было наплевать. Они работали как деревья, не выражая никаких эмоций. После трёх лет в свадьбах я думала, что ничего меня не может задолбать настолько сильно, но я ошибалась.
Работать с ними оказалось сложно, потому что нужно было не просто выложить каждую в позу «вручную», но и заставить её чувствовать себя расслабленной, красивой, сексуальной, найти контакт, и всё это — пробиваясь через «сниматься не буду» и «делайте что хотите». Грубить мне напрямую они не могли, боясь штрафов, но знатно отыгрывались, портя кадры.
В индустрии есть определённые «касты». Низшая — рабочий персонал, то есть девочки. За ними — обслуживающий персонал: уборщицы приводят адреса в порядок, визажисты красят девочек. И вся эта компания подчиняется менеджеркам, отвечающим за организацию процесса. И только потом — начальство, которое никто не видит.
Фотографы шли отдельно, потому что не подчинялись ни девочкам, ни менеджеркам, но и прямых приказов давать не могли. Разве что делали вид, что передают распоряжения начальства (чем я и пользовалась). В индустрии вообще все очень любят приказы и демонстрацию власти.
Со временем я наработала базу кадров и напечатала девочкам мануал, чтобы они просто позировали по шаблону. Снимать нужно было классические кадры, которые все видели на сайтах проституток, в рекламе стриптиз-баров и бог знает где ещё.
Были и те, кому нравилось раскрепощаться: съёмки для них были в кайф. С такими круто работать, а через несколько недель я начала постепенно находить подход и к остальным, стараясь разговорить их до сессии, чтобы потом им было сложнее мне отказать.
Анал берёшь?
На работу я выходила в 11 утра, вне зависимости от погоды и настроения. Мне кидали адрес, на котором меня уже ждали оборудование и карты памяти, а после съёмки я оставляла всё менеджеркам. Со многими из них через пару месяцев мы сдружились. Они меня узнавали, угощали едой, а я иногда отвечала за них по телефону. Это не так сложно: берёшь три листка «меню» с именами девочек, их параметрами и прейскурантами на разные услуги и разговариваешь с клиентами от их имени:
— Алло, Анфиса? — пыхтящий голос клиента в трубке.
— Да-да, дорогой.
— А какие у тебя волосы?
— Рыжие, любишь рыжих? У меня ещё два часа дома никого, приезжай. Потом подружки вернутся.
— А вас вместе можно? А у неё какой размер? Анал берёт?
В общении с клиентами девушки и менеджеры всегда отыгрывали индивидуалок, создавая для клиентов уютное ощущение, что они просто едут к девушке в гости.
На адресах нельзя было распивать алкоголь, есть что-то с острым запахом и курить вне балкона. Мы могли часами болтать, растягивая рабочий день и при этом имитируя увлечённую работу (на адресах были камеры, но они снимали только картинку без звука и перекрывали не все углы). С девочками мы играли в догонялки и в крокодила, рассказывали истории из жизни. Я в основном просто курила и слушала, так что к пятому месяцу работы знала уже сотни историй.
«Приглашаем в котокафе»
Каждая приходила в профессию своим путём; главное, что их объединяло — почти никто не страдал из-за выбранной работы. Были девушки местные, которым просто нравится, чтобы у них были уборщица, ногти, укладка, дорогая одежда, красивая жизнь. Совсем немногие — ради обеспечения своей семьи, родственников, детей, больных близких. Некоторые ненавидели мужчин, некоторые ненавидели всех.
Почти у половины были дети, но не было мужа. Их мамы чаще всего были в курсе и сидели с внуками, пока дочь работала. Большинство девушек работали от года. Идти на меньший срок было бессмысленно: сразу много не заработать. Поэтому либо решались сразу и надолго, либо не решались вовсе.
Несколько раз я видела как «дебютировали» новенькие. Выходя от первого в жизни клиента, они всегда имели несколько отрешённый вид и подолгу сидели в душе, оплакивая жизнь, а потом молча одевались и шли работать дальше.
Важное условие этой работы: ты всегда имеешь возможность уйти. В основном девочки попадали в бизнес сами — через телеграм-каналы, например, где и сейчас можно найти объявления о вакансиях в дейтинге. Как правило, все знали, куда и зачем идут, но у некоторых история складывалась иначе.
Как-то раз я снимала тридцатилетнюю Анфису. У неё было некрасивое фиолетовое бельё, которое полностью терялось в комнатном интерьере, но переодеться ей было не во что. Тогда я сказала ей раздеться и завернуться в штору голой. Мы разговорились, и оказалось, что Анфису звали Олей.
Она недавно приехала из села где-то на западе, где у нее остались муж и двое детей, восьми и двенадцати лет. Мужа Оля не любила, вышла замуж не по любви и детей родила, потому что «так положено». Листая телеграм, Оля увидела вакансию по уходу за котами в котокафе в столице. Деньги предлагали хорошие, так что Оля собрала вещи и отправилась на заработки. Уже на месте узнала, что кафе — это бордель, идти работать Оля не обязана и может в любой момент уйти и забыть адрес. Но если останется, получит жильё и работу в центре столицы, а также зарплату, которой хватит на хорошие ногти, дорогую одежду и салат из авокадо.
Недолго думая Оля написала мужу, что котокафе тут хорошее, она сняла комнату в общаге, остаётся работать и пришлёт домой денег с зарплаты. А потом сняла кольцо с пальца — и ни к нелюбимому мужу, ни к нежеланным детям так и не вернулась.
Я снимала студенток и девочек с дипломами, мам и бездетных, верующих, распущенных и стесняющихся, интересных и скучных, девочек с мужьями.
Однажды я работала с двумя лесбиянками. Николь и Элис звали Марина и Юля. Они встречались друг с другом вот уже пять лет и хотели накопить денег чтобы уехать «в какую-то нормальную страну и жениться». Они работали три года. Говорили, что им повезло: гетеродевочкам может быть мерзко, а им плевать, ведь они всё равно мужчин не любят и для них это как спать с резиновой куклой — никаких эмоций.
Как-то раз, когда я вновь пришла на тот же адрес, их уже не было. Коллеги сказали, что они уволились в один день. Стало быть, получилось.
Сестринство
Большинство проституток терпеть не могут секс. Точнее, не любят тот секс, который имеют на работе. Мужчины используют их как спермоприёмник, не подозревая ни о существовании клитора, ни о том, что вагинальное проникновение нравится далеко не всем женщинам. По рассказам девочек, некоторым клиентам порой вдруг важно, чтобы девочке тоже было хорошо. И когда девочка объясняла, что от того, что в неё просто суют член, она ничего не чувствует, они очень удивлялись. В свои 30–40 лет они не знали, что нужно делать что-то ещё.
Иногда в бордель, чтобы лишиться девственности, приходили совсем юные восемнадцатилетние парни, которым не везло по жизни. Иногда в поисках девушки приезжали другие девушки, но это было редкостью. Секс женщины с женщиной стоил в среднем в пять раз дороже.
Некоторые клиенты пытались нарушать правила, например начинали душить, не спросив согласия, или снимали презерватив в процессе. К сожалению, максимальные санкции за такое поведение — штраф и чёрный список. Жертве после такого давали выходной и какие-то деньги сверху.
Девочкам отводили персональную полку с сумочкой, антисептиком, презервативами и салфетками. У каждой — свой прайс (причём на одном адресе во избежание ссор девочки могут не знать прайсы друг друга) и список услуг, которые она оказывает или не оказывает. В этой индустрии высокая конкуренция. Тем не менее по человеческому отношению и взаимопомощи это была лучшая работа в моей жизни.
Однажды меня очень выручила одна из моих моделей. На пятый месяц моей работы, прямо во время съёмки, меня бросила девушка. Я открыла телефон посмотреть время, увидела сообщение от неё, ушла в ванную и расплакалась. Девочка, которую я в это время снимала, постучала, с моего разрешения открыла дверь, всучила мне сигарету и вывела меня покурить на балкон, где рассказала о своём разводе, детях и выслушала меня. Во избежание недопонимания я сказала, что меня бросил молодой человек. После разговора мне стало лучше, я вернулась к работе и досняла ещё четверых. Каждая, видя моё состояние, предлагала мне чай, сигарету или бутерброд.
Менты под дверью
Однажды, когда мы с менеджеркой и несколькими девушками сидели на кухне, в дверь громко постучали. Процесс организован так, что клиенты всегда обязательно звонят заранее, но менеджерка выглядела удивлённой и, кажется, никого не ждала.
— Эй, девочки, цыц. Телефоны вырубили, оделись, — бросила она девчонкам на диване. Те немного приглушили музыку, но не особенно напряглись.
Стук продолжался и стал тяжелее, настойчивее. Менеджерка посмотрела в глазок: на пороге стояли менты в разгрузке и продолжали барабанить. Девочки вокруг сохраняли спокойствие, как будто ничего не происходило.
Я же начала потихоньку собирать вещи и пятиться к балкону. Было нервно: совсем не страшно угодить ментам — страшно увидеть заголовки завтрашних газет, где появятся заметки о том, что я, дочь такого важного бати, была задержана в борделе. Кто тут будет разбираться — фотограф я, уборщица или всё-таки проститутка.
В дверь барабанили не переставая, в комнате до сих пор играла музыка, а я смотрела вниз, вспоминала годы в детском лагере и планировала, как буду спускаться и прыгать на козырёк подъезда. Я спрятала карты памяти, чтобы было не опознать автора снимков, и была уже почти готова прыгать, если дверь начнут ломать, но тут всё прекратилось. Менты просто ушли и больше не возвращались.
Я проработала в компании полтора года. Все эти месяцы «сверху» меня пытались научить, как мне снимать: «Ты делаешь такие фото, чтобы их хотели взять замуж, а нужно, чтобы их просто хотели ебать». От меня часто требовали невозможного, просили разнообразить интерьер и поменять детали в вертикальных комнатках три на семь метров, куда невозможно было нормально вместить весь необходимый свет. Да и платили мне совсем не так, как дорогим девочкам. В какой-то момент мне всё это окончательно надоело — и я уволилась. Работая в борделе, я не забрасывала своё любимое хобби, продолжала рисовать и развиваться и теперь живу фрилансом. Многих девочек я и сегодня вижу на улицах. Кого-то встречаю в кафе с мужчинами. По негласному правилу, мы делаем вид, что не знаем друг друга.
