Они посвящены анализу тех лет, когда он был во главе республики.
«Может быть, это представит определенный интерес тем, кто занимается вопросами развития республики и разными сценариями региона, страны, – начал Муху Гимбатович. – Прежде всего, я хотел бы сказать о той ситуации, которая сложилась накануне моего вступления в должность президента Дагестана. Многим тогда казалось, что мы ушли из наиболее тяжелого пути развития, позади остались вооруженные конфликты, война 1999 года и последующие годы должны были открыть новую страницу развития республики. Но получилось так, что после небольшого 2–3-летнего перерыва в Дагестане опять возобновились теракты, нападения на работников правоохранительных органов и в 2004–2005 годах было совершено терактов больше, чем в предыдущие годы, и было убито и ранено больше сотрудников правоохранительных органов, чем во время событий августа 1999 года…
…По данным экспертов, около 50% экономики Дагестана находилось в тени, 40% населения было занято в неформальном секторе, налоги платились только с 15% доходов населения, бюджет на три четверти финансировался из федерального центра. Можно сказать, что пусковым механизмом негативных процессов в республике была институциональная среда, которая сформировалась в 90-е годы. Она большей частью была коррупционной и значительные участки экономической и политической жизни Дагестана были в руках клановых групп.
Передо мной как перед президентом была поставлена задача разорвать этот порочный круг. Она была сформулирована Владимиром Путиным накануне моего вступления в должность. И я ему докладывал о тех мерах, которые считал необходимым в этих условиях предпринять для того, чтобы попробовать вывести республику из этой ситуации. И в качестве одной из мер была предложена модернизация республики, ее политической, экономической, социальной жизни. Надо было начать с политической модернизации, сделать власть более гуманной, моральной, эффективной, более близкой людям, которым она должна служить».
Первый президент республики также затронул вопрос формы государственного устройства,«очень жестко привязанной к нашему этническому своеобразию»:
«…Был Госсовет, парламент тоже выбирался по системе, которой нигде в нашей стране не было. Надо было де-факто войти в правовое пространство РФ, утвердить президентскую форму правления, начать новый этап парламентаризма в республике, который бы вписывался в общие законы. В качестве средства реализации этих задач была выбрана административная реформа.
Вся проводимая работа по политической модернизации республики должна была создать условия для модернизации экономической, которая была направлена на модернизацию отставания Дагестана от других регионов РФ, совершенствование структуры экономики республики».
Муху Алиев отметил, что в годы Госсовета и после в плане экономики было многое сделано, был принят ряд законодательных актов. И первый приток частных инвестиций в Дагестан начался в эти годы.
«Эта работа привела к тому, что мы потихоньку преодолевали отставание нашей республики от других субъектов ЮФО и РФ. Эти темпы развития экономики должны сопровождаться высоким поступлением налогов в бюджет. Но этого не было. Но я хочу сказать, что 1–1,5 млрд рублей всегда сверх плана были в дагестанском бюджете в те годы. И эти деньги направлялись на строительство школ, больниц, дорог, поддержку культуры, образования, здравоохранения и т. д. И удавалось решать целый ряд социальных вопросов. Мы восстановили горячее питание в школах, увеличили детские пособия на 30% и т. д. За счет этих денег было построено много объектов: больниц, фельдшерско-акушерских пунктов и других.
Но все это приходилось делать, одновременно борясь с религиозно-политическим экстремизмом. С 2008 года ситуация несколько ухудшилась, а в следующем году стало еще хуже. Думаю, что это было связано не только с внутренними недостатками, но и с той войной, которая была на Кавказе – в Грузии, Южной Осетии и т. д. Сравнительное затишье, которое наблюдается сейчас, на мой взгляд, тоже в определенной мере связано с тем, что сейчас основное поле деятельности спецслужб стран, которые имеют интересы в Дагестане – ИГИЛ, Сирия, Ближний Восток, и это не говорит о том, что через некоторое время при стечении обстоятельств они вернутся.
Сделано было немало, но можно было сделать еще больше. К глубокому сожалению, во второй период моей работы – 2008–2009 годы, о котором я говорю во второй книге, не было согласованной работы региональных и федеральных органов властей, многие вопросы, которые ставились, не решались, даже создавались искусственные сложности в работе», – сказал Муху Гимбатович.
Но, по словам экс-президента, самая большая трудность заключалась в наших кланах: «В республике шесть-семь… восемь кланов. Я их перечислять не буду. Вы их сами знаете. Это самый большой тормоз для развития Дагестана. Как с ними строить отношения? Идти с открытым забралом против всех? Но это ничего не даст. Потому что все эти силы начнут договариваться между собой, устраивать протестные акции. Бороться с одними кланами, опираясь на другие кланы? Это тоже дискредитация своей работы. Махнуть рукой на них и создать свой собственный клан? Это тоже ничего не даст. Поэтому я выбрал такую позицию. Во-первых, быть равноудаленным от всех этих кланов. Второе: прекратить всякое продвижение во власть этих кланов по принципу родства, крови… В-третьих, введение практики конкурсов устраивающихся на госслужбу. Молодые люди, которые хотят работать во власти, уезжают из республики. Я не говорю, что в других регионах тоже с этим есть порядок, но они выбирают места, где ситуация более-менее чиста в этом плане».
Первый вопрос, который прозвучал из зала после такого подробного монолога Муху Алиева, касался реки Самур.
Несколько лет назад на переговорах в Баку в составе российской делегации Муху Алиев настаивал на том, чтобы самурскую воду делили поровну с Дагестаном. Тем более что 70 процентов этой реки протекает по территории нашей республики. Район водосбора – это склоны и горы Дагестана. Но воду из нее по Самур-Апшеронскому каналу забирает Азербайджан. В русле реки остается лишь небольшой объем воды, так называемый экологический сброс. А села Южного Дагестана не могут качать воду из реки. Для водоснабжения из Самура еще в советское время был построен Самур-Дербентский канал протяженностью 95 километров. Но с начала 90-х годов он не очищался и не использовался.
«Вы посмотрите, какую прагматичную политику они проводят с Западом, Европой, Турцией, ни по одному вопросу они не идут навстречу, они защищают только свои интересы, государственные интересы. И правильно делают, – отметил Муху Алиев. – С нами, с соседями, они не должны были так поступать. Есть страны, которые уже сегодня покупают воду. Без газа могут люди прожить, наши предки жили без электричества, но без воды человек не может прожить. А воды все меньше и меньше становится на планете. Сегодня мы даже при желании не можем забрать эту воду, потому что Правительство Российской Федерации 20 лет этот вопрос оставило нерешенным. Но я был вынужден взяться за этот вопрос, потому что в 2006 году стояла страшная засуха, вообще без воды остались. Надо было звонить в Москву, в Баку – пока будешь выяснять, найдется хоть один чиновник, все выйдет из строя. Поэтому это очень серьезная проблема, к глубокому сожалению, она была несправедливо решена. Даже если она была так решена, это же надо было объяснить. Даже в Государственную думу этот проект был внесен ночью, никто из депутатов не знал, что его будут рассматривать. В общем, в этом вопросе ущемили наши с вами интересы. Я уже не говорю о Самурском заповеднике, о котором экологи бьют тревогу».
Уход Муху Алиева с поста президента РД у народа ассоциируется с разногласием по реке Самур. Но экс-президент на презентации своих книг не стал отрицать или утверждать это мнение.
